... Ваш маньяк, Томас Квик - Ханнес Ростам

Эти контакты Стюре Бергваль использовал для обсуждения самых разных вещей, в том числе содержания знаменитого бестселлера Брета Истона Эллиса:

— Мне было очень важно иметь возможность обсудить эту книгу с Челем, сопоставить фантазии Патрика Бейтмана с моими собственными. Роман «Американский психопат», рассуждения Алис Миллер о вытесненных воспоминаниях, идеи клиники — все это создало благодатную почву для произрастания серийного убийцы. Следует помнить, что в этой клинике проходят лечение люди, совершившие преступления, связанные с насилием. Я находился в этой среде, общался с этими людьми — я стал частью всего этого. И в конце концов мне захотелось тоже принадлежать к этому миру — ведь ничего другого у меня не было.

С помощью Челя Перссона Стюре начал «воскрешать в памяти» травматические воспоминания детства — настолько болезненные, что они подверглись «фрагментаризации» и вытеснению. Постепенно восстанавливались фрагменты воспоминаний, которые в конечном итоге складывались в события, а те, в свою очередь, образовывали подробный рассказ об ужасном детстве, окрашенном насилием, сексуальным принуждением и смертью.

Усилия Стюре на сеансах психотерапии воспринимались очень положительно — его хвалили как никогда в жизни.

Результатом рассказов Бергваля стало то, что он получил «поощрение» в форме свободы передвижения, рамки которой постепенно расширялись. Записки Перссона, ниже — от 2 октября, приобретают все более положительный тон:

«Беседы с пациентом раз в неделю продолжаются. Он то открыт, то снова закрывается. Когда он закрыт, то надевает на себя маску беззаботности, и становится очевидно, что он очень устал от самого себя».

К концу осени Стюре уже доверено три часа свободного перемещения в день — судя по записям санитаров, он ведет себя безукоризненно.

Перссон записывает, что уход за пациентом «не создает никаких проблем», а также что он всегда «вежлив и готов к сотрудничеству». По желанию Стюре беседы теперь проводятся два раза в неделю, отмечает Перссон 4 ноября. «Центральное место в наших беседах занимает его чувство изгойства. Он не решается показать себя и находит мало оправданий своему существованию».

Прежние медицинские карточки Стюре и ранние приговоры рассказывают о жизни, где значительное злоупотребление алкоголем, наркотиками и препаратами раз за разом создавало для него серьезные проблемы. Но эта проблематика ни разу не затрагивается в записях.

Зато легальное прописывание Стюре медикаментов нарастает как снежный ком, однако обстоятельно зафиксированное злоупотребление препаратами не находит отражения в психотерапевтических беседах. Для того, кто читает карточку много лет спустя, это кажется полнейшей загадкой, как и тот факт, что Стюре охотно говорит о себе как о насильнике, серийном убийце и каннибале, но не как об алкоголике и наркомане.

Уже в первые месяцы пребывания в Сэтере Стюре обнаружил, что и среди персонала, и среди пациентов есть люди, которые ему симпатичны, но есть и те, кого он с трудом переносит. И в обоих лагерях есть те, кто может быть ему полезен. Один из тех, кого Стюре и любит, и использует, — двадцатидвухлетний Йимми Фагерстиг, интеллигентный и неоднократно судимый за насильственные преступления рецидивист, тело которого полностью покрыто татуировками.

— Помню, как Стюре попал в отделение. Я сразу подумал, что он — инородное тело. Умный мужик, множество идей в голове. Но у него были приступы страха и стремление к смерти. Он не раз просил меня убить его каким-нибудь деревянным предметом мебели. Ложился на пол и умолял: «Убей меня, Йимми!»

Постепенно Стюре возвышается в глазах Йимми — и не потому, что всех обыгрывает в «Скрэббл», а потому, что он осужден за разбой. Оба играют за одну команду, хотя Стюре старше и опытнее.

— Мне показалось, что это очень круто — грабануть банк, переодевшись Дедами Морозами! Так что на этом он ехал некоторое время, — рассказывает мне при встрече Йимми.

Их связал общий интерес к наркотикам, и на Йимми глубокое впечатление произвела потрясающая способность Стюре добиваться дополнительной выдачи препаратов.

— Он кидался на пол в комнате отдыха и начинал орать на все отделение. И тут они прибегали не с дозатором, а с целой банкой. «Сколько тебе, Стюре?» Умнющий мужик! Он разыгрывал приступы страха и получал столько гальциона и ксанора, сколько душа пожелает.

Вскоре врачи догадались, что Стюре не ограничивается препаратами, назначаемыми ему в отделении, — он также снабжает себя нелегальными наркотиками. Важнейшим источником для Стюре был Йимми Фагерстиг.

— У нас наркотики водились в таком количестве, что нам звонили с воли, — рассказывает Фагерстиг. — Если в Хедемуре кончались психостимуляторы, они звонили мне. «Само собой, приходите в девять», — отвечал я.

«Порыбачить баночкой» означало, что заключенные спускали баночку с препаратами на веревке через вентиляционное окно. Когда баночку поднимали снова, в ней лежала оплата.

Осенью и зимой 1991 года Стюре считается настолько надежным и стабильным, что ему разрешается самостоятельно посещать воскресную службу в церкви Сэтера и бегать в одиночку вокруг озера Юстерн.

Но 18 декабря он преподносит врачам и санитарам неприятный сюрприз, не вернувшись из увольнительной вместе с другим пациентом. Из карточки:

«Мы ждем до 18 часов, когда истекает время свободного перемещения. В отделении не появляется. Телефакс в 18.19. Полиция Фалуна поставлена в известность».

При обыске комнаты Стюре обнаруживаются прощальные письма врачам и санитарам, в которых Бергваль признается, что решил покончить с собой.

«Пациент и его спутник, судя по всему, сбежали. Пациент оставил у себя в комнате целую пачку прощальных посланий, большинство из которых датированы сентябрем и октябрем, но в них сделаны добавления в день побега. Среди прочего пациент просит прощения за свой поступок. Он дает подробные инструкции по поводу того, как надлежит поступить после его смерти, а в последней приписке указывает, что его тело будет находиться в небольшом радиусе от здания больницы. Однако позднее выясняется, что в первой половине дня пациент неоднократно приходил в кассу и интересовался своей пенсией, которая на тот момент еще не поступила. Сотрудники обыскали местность вокруг больницы, однако ничего не обнаружили. Сегодня от полиции прибыло сообщение, что пациент и его спутник, по всей вероятности, взяли машину напрокат в Сала».

На следующий день Стюре с другим пациентом возвращаются в Сэтер на арендованном «Вольво». Стюре признается, что накануне принял амфетамин и что они побывали в Оре и в иных местах. Он сказал, что целью побега было покончить с собой, врезавшись в скалу у дороги, но он не смог реализовать свой план, поскольку с ним в машине находился еще один пациент. Своему врачу Челю Перссону Стюре объясняет побег так — его замучила совесть, поскольку он купил амфетамин на территории больницы.

Записи в карточке после побега показывают: врачи заподозрили, что Стюре самостоятельно принимает медикаменты и получает их не только от врачей больницы. Персоналу дается указание обыскивать Стюре после увольнительных, и его несколько раз засекают при попытке пронести в отделение запрещенные препараты.