Круиз по краю ада - Татьяна Александровна Бочарова

Михалыч говорил мягко и сострадательно, точно общался с больной. Мире стало стыдно и неловко. В самом деле, с чего она взяла, что записка появилась сегодня или вчера? Может, она пролежала в книге месяц. За это время бумага не успеет состариться. Однако ей все равно было тревожно. Уж очень неприятный текст в анонимном послании.

– Ну что, успокоилась? – Михалыч пошевелил седыми бровями. – Иди отдыхай. А то наши гости тебя уморили за день.

– Ладно, – кивнула Мира.

Михалыч покровительственно похлопал ее по плечу и поспешил к своей пассии. Они куда-то удалились со двора, а Мире ничего не оставалось, как вернуться в отель. Ей было тоскливо и одиноко. Она закрылась в номере и написала эсэмэску матери: «Привет! Как дела?» Та ответила тотчас же: «У нас все нормально. Как ты, моя хорошая?» – «Я отлично. Весело, погода супер. Соскучилась». – «Мы тоже соскучились. Помнишь тетю Свету? У нее родился второй мальчик». – «Как второй? – удивилась Мира. – У нее же девочка». – «Ой, прости. Телефон сам напечатал, а я не проверила». Мира выслала несколько селфи. Два из них она сделала на берегу днем. «Здорово, – написала мать. – Выглядишь замечательно. Что за места?» – «Кострома», – соврала Мира.

Они еще немного пообщались, и мать ни слова не написала о том, что надо починить телефон. Это несколько удивило Миру. Она знала родителей, те привыкли настаивать на своем. «Ну да ладно, – подумала она. – Лишние проблемы отпали». Она попрощалась с матерью и снова развернула записку. От нее шел слабый, едва уловимый аромат. Чем конкретно пахло, Мира определить не смогла, но запах не был неприятным. Она перечитала строчки несколько раз. Если вдруг это все-таки писали ей, то чего нужно опасаться? Кто здесь может желать ей зла? Неужто Лизавета? Да ну, ерунда.

От напряжения у нее разболелась голова, да так сильно, что Мира решила выпить таблетку. Как на грех, в сумочке из лекарств обнаружились лишь леденцы от горла. Остальное осталось в чемодане. Мира скрепя сердце поплелась на ресепшен. Лизавета, розовая, разморенная душем, пила чай с клубничным вареньем. На вопрос Миры, нет ли у нее чего-нибудь от головы, она кивнула, порылась в небольшой коробочке и извлекла оттуда упаковку цитрамона.

– На. – Лизавета протянула ее Мире. – Только прими сразу две таблетки, одна не поможет, на себе проверено.

– Спасибо. – Мира пошла в буфет, налила себе воды и выпила одну за другой две таблетки.

После этого она все же решилась выйти на улицу. Солнце зашло за тучи. Было прохладно и сумрачно. Все скамейки в садике были заняты целующимися парочками танцоров. Мира подумала и побрела к пруду. В глубине души у нее теплилась надежда встретить там Богдана. Она понимала, что это глупо. Глупо бегать за ним, если он сам не слишком хочет ее видеть. Глупо навязываться к нему в гости. Вообще все глупо…

Совсем близко послышался странный, низкий рокочущий звук, словно пытались завести неисправный мотоцикл. Мира подняла глаза и остановилась как вкопанная. Перед ней на тропинке стоял огромный рыже-пегий пес и угрожающе скалил желтые зубы. Она понятия не имела, откуда он взялся. Только что на дорожке никого не было.

– Р-р-р, – зарычал пес и, переступив мощными лапами, двинулся навстречу Мире.

– Фу, – дрожащим голосом проговорила она. – Уходи! Сейчас же прочь отсюда!

– Р-р-р! – Пес упорно шагнул еще и еще.

Мира отчетливо видела его узкие глаза, налитые кровью и полные лютой ненависти. С клыков капала слюна. «Бешеный, – с ужасом подумала она. – Мне конец». Эта зверюга точно разорвет ее на куски, так, что мокрого места не останется. Бедные мама и папа…

– Фу, – беспомощно повторила Мира и отступила на шаг назад.

Рыжий монстр пригнулся, прижал уши, готовясь к прыжку, и зарычал громче. Мира отлично знала: если убегать от собаки, та кинется преследовать. Но от страха здравый смысл испарился. Она отчаянно взвизгнула и, повернувшись, кинулась прочь по тропинке. За спиной слышалось жаркое дыхание. Мира кожей ощущала его. Она каждую секунду ждала, что острые, как ножи, клыки вопьются в ее тело. Высокая трава хлестала по ногам и рукам. В висках пульсировала кровь.

Позади вдруг раздался короткий вой, потом жалобный скулеж, и все стихло. Мира стояла на тропинке, не в силах заставить себя обернуться. Наконец она отважилась повернуть голову и взглянуть назад. Тропинка была пуста. Собака Баскервилей исчезла, будто ее и не было. Нервы у Миры не выдержали. Она села в траву и залилась горючими слезами.

Что здесь происходит, в этом забытом богом месте? Почему ее вечно преследуют, кто-то нападает, а люди, окружающие ее, точно пустынные миражи – вроде они есть, но в нужную минуту рядом никого, кто мог бы прийти на помощь. Где Богдан? Где Михалыч? Где эта дура Лизавета? Никто не верит ей, не стремится выручить, избавить от опасности. Лишь неизвестный герой пытается хоть что-то сделать для нее, предупредить, спасти. Кто же он?

– Кто ты? – слабым голосом проговорила Мира. – Как ты это сделал и откуда узнал про собаку?

В ответ из перелеска раздался уже знакомый стук дятла.

– Нет. – Мира вздохнула. – Ты не дятел. Ты человек. Не знаю, хороший или плохой, но меня ты спас уже во второй раз, поэтому спасибо.

Она была уверена, что неизвестный слышит ее. Конечно, слышит, он наверняка наделен сверхспособностями: проходить сквозь стену, оставаться невидимым, побеждать людей и зверей. Она еще немного посидела, стараясь унять слезы. Потом поднялась из травы и медленно побрела в садик.

Парочки по-прежнему сидели на лавочках, к ним прибавились новые. За неимением свободного места некоторые расположились прямо на траве, а кое-кто – и на нижних ветвях росшего у ограды развесистого дуба. Мира прошла мимо них к гостиничному крыльцу.

Лизавета красила ногти ярко-красным лаком. Он жутко вонял на весь вестибюль.

– Где Алексей Михайлович? – спросила Мира.

– Его сегодня не будет. Дела.

– Ясно.

Значит, правильно она поняла, у Михалыча с танцовщицей любовь-морковь. Небось ушли в номер и закрылись до завтра. Или гуляют у реки, а потом в номер. И плевать ему, что Миру в это время чуть не загрызли. Что ж, как говорится, удачи в личной жизни.

Она доплелась до буфета, налила себе горячего чаю и стащила пряник из Лизаветиных запасов. Ее продолжало трясти, как в лихорадке. Перед глазами стояли желтые клыки и красные глаза, полные нечеловеческой злобы. Вот, значит, о чем предупреждали ее в записке! Будь осторожна, не ходи одна на пруд, там бродит злобный дикий пес. Получается, некто отлично знал, где Мира проводит досуг. Он