Завещание Сомервилля - Хелен Диксон

Анджела разъяренными глазами проводила нежданного гостя до самой двери. О, она найдет способ отомстить! И теперь уже не только Еве, но и Маркусу.

Ева верхом на лошади по узенькой тропке между могучими деревьями, продвигалась к вершине холма. Торопиться ей было некуда, спустя час она достигла своей цели. Спешилась, привязала лошадь к дереву и уселась на траву — любоваться расстилающимся перед ней знакомым пейзажем, который действовал на нее умиротворяюще. Равно как и отсутствие людей вокруг и тишина, царящая в это время дня в природе.

За три дня пребывания в Растон-Хаузе, камбрийском доме бабушки, она впервые позволила себе целиком и полностью предаться мыслям о Маркусе. То, что он, обманывая ее, любит другую женщину, уже скверно, но всего ужаснее то, что эта женщина — предательница Анджела. После объяснения с Маркусом Еве казалось, что сердце ее разорвется от горя. Но плакать она сейчас не станет — просто потому, что все слезы уже выплакала.

Как же она тоскует о нем! Как хочется слышать его голос, чувствовать его близость, вглядываться в его лицо, которое она видела последний раз тысячу лет назад! Бабушка уверяет, что тоска пройдет, ибо время залечивает любые раны. Но Ева знает, что только смерть заставит ее забыть о любви к Маркусу. Никогда не избавится она от чувства одиночества. А какую обиду она нанесла Маркусу! Никогда и ни за что не захочет он снова встретиться с ней.

И тут из-за крутого поворота на открытую площадку, залитую солнцем, выехал верхом на коне Маркус. Действительно выехал или это лишь мерещится ее воспаленному воображению?

Ева пристально вгляделась в лицо всадника, черты которого глубоко врезались ей в сердце. И замерла, не веря своим глазам. Маркус все-таки пришел к ней. От волнения она не могла произнести ни слова. Ее широко раскрытые глаза засветились восторгом.

Ева встала. Они долго с любовью и желанием глядели молча друг на друга. Но, едва оправившись от неожиданности, Ева вспомнила, что расторгла их помолвку и именно это заставило Маркуса приехать в Камбрию.

— Маркус! Ты! Здесь!

С неописуемой нежностью глядя на Еву, он приблизился к ней. Обнять бы ее, притянуть к себе, осыпать поцелуями. Но он ласкал ее только взглядом.

— А ты и вправду думала, что я так легко расстанусь с тобой? Я же сказал тебе в Бернтвуд-Холле, что тебе не удастся отделаться от меня. Я явился в Растон-Хауз вскоре после твоего отъезда, и бабушка объяснила, куда ты направилась.

— Ну да, она знает, что я часто сюда наведываюсь.

— Что-то я не вижу на твоем лице ликования по поводу моего приезда, — нахмурился Маркус.

— Я… я так удивлена, — пробормотала Ева.

— Извини, если я тебя напугал.

— Да нет, не напугал. Но непонятно, зачем ты приехал после нашего объяснения в Бернтвуд-Холле.

И тут на Еву нахлынули воспоминания о том ужасном дне, о резких словах, которыми они обменялись, о страстном поцелуе Маркуса, вмиг обезоружившем ее.

«Дай мне, Господи, силы противостоять обаянию этого мужчины, который притягивает меня к себе как магнит», — взмолилась она молча.

— Помню, — сказал он, не отрывая от нее взгляда, — ты заявила, что уходишь от меня.

Но нам необходимо обсудить весьма важные для нас обоих вопросы.

— Так ты же мог написать, чтобы не утруждать себя поездкой.

— Мог, конечно. Но то, что я собираюсь тебе сказать, невозможно изложить на бумаге. Мне было необходимо увидеть тебя, объяснить, уговорить возобновить наши отношения.

— Исключается. Нет таких слов, которые убедили бы меня вернуться в Этвуд.

— Зачем же в Этвуд? В Неверли, в Брукленде, в качестве моей жены.

— Даже тебе, полагаю, не хватит самоуверенности думать, что я приму твое предложение, зная, что у тебя роман с другой женщиной. Эта женщина — Анджела, из-за которой я столько выстрадала…

Несмотря на свой зарок не говорить об Анджеле, Ева вдруг разоткровенничалась:

— Я тебе не стала объяснять, почему порвала нашу помолвку, но сейчас объясню, чтобы ты понял. Я видела вещественное доказательство твоих чувств к Анджеле — подаренный тобою веер с трогательной надписью, который она с торжеством показала мне. Всего лишь один из многочисленных подарков, которые ты, по ее словам, преподнес ей за время вашего знакомства. Я не желаю быть обманутой, Маркус. Да и в день нашего последнего объяснения ты у меня на глазах проявил к ней не просто любезность, а внимание увлеченного ею мужчины.

Лицо Маркуса приняло серьезное выражение.

— Да не влюблен я ни в какую другую… Выслушай меня, Ева, — нежно промолвил он, беря ее за руку и поворачивая к себе. — Никакого романа с Анджелой у меня нет и не было никогда. Она всегда была для меня просто знакомой. Прошу тебя, верь мне.

— Почему же ты так внимателен к ней? И ведешь себя так, будто вы близки? А как ты объяснишь твой подарок ей?

— С веером все очень просто. Он принадлежит моей маме — я ей его подарил два года назад, в день ее рождения. В тот день, когда ты с бабушкой была у нас дома на обеде, мама одолжила его матери Анджелы. Ты же помнишь, было очень жарко, а миссис Ламберт где-то забыла свой веер. Наш она увезла с собой, а вероломная Анджела воспользовалась им в своих целях.

Все объясняется очень просто, ахнула про себя Ева. Она снова попалась на удочку Анджелы. И ведь в надписи на веере имя того, кому предназначен подарок, не упомянуто…

— Понимаю, — промолвила она. — И я ведь уже хорошо ее знаю, могла бы и догадаться, с чего это она из кожи вон лезет, убеждая меня в том, что ты женишься на мне только ради шахты. Видя, что желанная добыча уплывает из рук, Анджела на все готова. Но из этого следует, что она к тебе, Маркус, неравнодушна.

— Весьма возможно, но это относится только к ней. Верь мне, Ева. В тот день, когда ты отказала мне, я, обозлившись, действительно был к ней чрезмерно внимателен в саду Бернтвуд-Холла, но вел себя так только для того, чтобы раздразнить тебя. Сейчас, когда я узнал, как подло она поступила и поступает по отношению к тебе, я сгораю от стыда за мое тогдашнее поведение. Понимаешь, я пытался сломить твое безразличие. Я видел — ты стоишь у окна своей комнаты и глядишь в сад. И попытался разжечь твою ревность, которая побудила бы тебя изменить свое решение. И как видишь, я оказался прав.

На дрожащих губах Евы появилась улыбка.

— Ты неплохо разыграл этот спектакль.

— Правда? Но мне надоело притворяться. Сделаю-ка я то, с чего следовало начинать, — пробормотал Маркус, придвигаясь к девушке как можно ближе и пристально вглядываясь в ее грудь, словно пытаясь себе представить, что скрывается под блузкой с высоким воротником. — Тебе, дорогая, предстоит узнать, каким примитивным самцом я могу быть.