Славянские мифы. От Велеса и Мокоши до птицы Сирин и Ивана Купалы - Александра Баркова

Образ Юрия, отпирающего и запирающего год и притом повелителя волков, отсылает нас к образу другого волчьего пастыря – Аполлона Ликейского (то есть Волчьего). Один из мифов о нем гласит, что он отправляется на зиму в прекрасную страну Гиперборею, откуда возвращается летом. То есть волчий пастырь может быть богом удаляющимся и возвращающимся; это более архаичная форма мифа о боге умирающем и воскресающем.

Конечно, здесь нас подстерегает опасность мифотворчества. Из того, что у богов совпадают некоторые черты, не следует, что тождественны и все остальные, – иначе св. Юрий оказался бы в народном православии покровителем искусств. Но сейчас мы очертили круг символов и функций бога весны и ярости, который восточным славянам представлялся, вероятно, уходящим на зиму и возвращающимся весной на белом коне, и этот абрис основан на исторических свидетельствах, этнографии, лингвистике и данных истории религий. Мы лишь предполагаем, что бог весны и ярости был волчьим пастырем (впрочем, св. Юрий мог поглотить культы нескольких богов – одного, связанного с земледелием, и другого, связанного со скотоводством). И нам очень хочется сказать, что его звали Ярило… но твердых данных у нас нет, и даже если в его имени присутствовал корень «яр», само имя могло быть иным.

С богиней Мареной дело обстоит проще: западнославянский материал предоставляет нам множество информации по ней, как древней, так и современной. Марену Маржану Морану сравнивали с римской Церерой, греческой Гекатой, с Персефоной Прозерпиной. Это дает образ богини преисподней, воплощающей жизнь и смерть в двуединстве (что совершенно стандартно для архаической мифологии, но непостижимо для классической). Именно такой была архаическая Богиня-мать. По мнению Топорова и Иванова, имя Марены этимологически родственно имени Марса (напомним, изначально это был земледельческий бог); со временем в образах обоих смертоносные черты усилились.

У западных славян (а также в Венгрии и Австрии) так называлось чучело, с которым ходили на празднике, аналогичном русской Масленице, – в Черное Смертное Маренино воскресенье в конце Великого поста. Это чучело, так же как и русская Масленица, изготавливалось из соломы и изображало женскую фигуру. Смысл обряда заключался в его ритуальном уничтожении, причем части (или пепел, если чучело сжигали) непременно разбрасывали по полям – для хорошего урожая. Кроме того, участие в этом ритуале должно было защитить человека: «Кто со Смертью не ходил, тот сам умрет»; оберегало оно и от других бед – пожара, наводнения и т. п.

Вся эта символика присуща и русской Масленице, причем благодаря климату к уничтожению чучела добавляется разрушение снежной крепости. Фактически перед нами – выраженный в ритуале миф о том, что богиня зимы хранит жизненные силы в своей морозной крепости и их надо освободить.

Более того, Масленичная неделя – это время общения с умершими, подношение и поедание ритуальных блинов (блин – поминальная пища). Угощать покойных можно было разными способами: например, блин клали на слуховое окошко или на божницу; особенно интересно, что блины отдавали и нищим: реальные нищие воспринимались как представители «того света», и передать просьбу «туда» можно было буквально из рук в руки.

Обряд вынесения Марены у западных славян (Моравия). Рисунок В. Грёглера. 1887 г. W. Grögler. Das Todaustragen in Mähren. Иллюстрация из журнала Die Gartenlaube, 1887.

Все эти ритуальные действия идеально согласуются с образом славянской богини преисподней, смерти и плодородия. Одно «но»: русская Масленица не носит имя Марены Мары, так могут называть чучело, которое уничтожается во время одного из июньских ритуалов, иногда вместе с чучелом Ярилы. Перед нами снова пример того, что мы можем реконструировать круг функций божества, параллели к его образу, даже мифы о нем, но не его имя.

Добрыня и Маринка. Иллюстрация Ф. Ч. Папе. Иллюстрация Ф. Ч. Папе из книги The Russian story book. London: Macmillan. 1916.

Еще более сложен вопрос о соотношении богини Марены и былинной Маринки – любвеобильной колдуньи, против которой пытается бороться Добрыня. Распутство Маринки, готовность немедленно сменить убитого любовника на нового – не влияние ли это на былину исторического образа Марины Мнишек? Но даже если чехарда мужей реальной Марины отразилась на былинной героине, это лишь поверхностный слой, укрепивший мифологическую основу. Маринка обращает Добрыню в златорогого тура (а это признак домонгольского происхождения былины: туров на Руси истребили уже к XV веку), причем в поле бегают еще несколько туров, в которых она превратила добрых молодцев.

Образ былинной Маринки, готовой отдавать свою любовь многим и превращающей (не) бывших любовников в рогатых зверей, восходит к индоевропейской древности и к универсалии Богини-матери. Столкновение Маринки с Добрыней, который с негодованием отвергает ее предложение стать любовником, почти буквально совпадает со столь же возмущенной реакцией Гильгамеша на такое же предложение Иштар. А ведь между этими текстами – тридцать семь веков…

Итак, былина сохранила нам миф о богине Марене. Мы вправе говорить о ней как об аналоге Иштар и Артемиды, владычице жизни и смерти в их двуединстве. Но на Руси произошло низведение культа этой богини: она отделилась от своего праздника и уцелела лишь как былинная героиня.

Прежде чем говорить о богах, надо разобраться с самим понятием «русь». Именно так, с маленькой буквы, поскольку в древнерусских текстах есть «русь» как обозначение народности, есть понятие «Русская земля», есть «русские города», есть знаменитый свод законов «Русская правда», в «Слове о полку Игореве» будут «русичи», но название «Киевская Русь» появится лишь… в XIX веке.