Вот идет цивилизация - Уильям Тенн

В общем, всю дорогу домой я думал о том, что этим ребятишкам придется ой как нелегко. Плохо влюбиться в вампира, но каково вампиру влюбиться в смертного…

– И как же мне выйти за тебя замуж? – всхлипывала Татьяна. – Что за жизнь у нас с тобой будет? И ведь, Стив, однажды ночью я могу так проголодаться, что нападу на тебя…

Одного мы не приняли в расчет – дока. Скажем так, недооценили.

Стоило ему познакомиться с Татьяной и услышать ее историю, как плечи его расправились, а в глазах снова загорелся обычный огонек. Главное, с больными детьми больше ничего не случится. А что до Татьяны…

– Вздор, – сказал он ей. – В пятнадцатом веке вампиризм был неизлечимым заболеванием, но я уверен, в двадцатом с ним можно справиться. Во-первых, этот ваш ночной образ жизни говорит о возможной аллергии на солнечный свет и, вероятно, о фотофобии в легкой форме. Походите некоторое время в темных очках, девочка моя, и мы посмотрим, что удастся сделать гормональными инъекциями. Вот с потребностью в крови, сдается мне, справиться будет сложнее.

Но ведь он и с этим справился!

Кровь для переливания хранят теперь в обезвоженном, консервированном виде. Поэтому каждый вечер перед сном миссис Стивен Джадд насыпает немного порошка в высокий стакан с водой, бросает туда кубик-другой льда и получает свою ежедневную порцию крови.

И, насколько мне известно, они с мужем живут счастливо, в любви и ласке.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Мне почти нечего сказать об этой истории. Лео Маргулис, издатель, и Фрэнк Белкнеп Лонг, редактор «Фэнтэстик Юниверс» пригласили меня как-то на ланч и предложили написать для них готический ужастик. Я честно попробовал, но не мое это оказалось дело: я уже написал как-то рассказ для «Виэд Тейлз» и с тех пор зарекся работать в подобном жанре. Поэтому я написал рассказ готический, но еще и научно-фантастический. Насколько он удался, судить читателям. Однако примите к сведению, что развязка мне удалась точно. Настолько, что ее у меня украли несколько рассказов и по меньшей мере два фильма.

Написан в 1955 г., опубликован в 1956 г.

В тот вечер, подходя к дому, я миновал двух девочек, с серьезным видом стучавших мячиком о мостовую в такт древней считалке. Должно быть, у меня губы побелели, – с такой силой я стиснул зубы, в правом виске с барабанным грохотом пульсировала кровь, и я вдруг понял: что бы ни случилось, я не в силах сделать ни шага, пока они не допоют ее до конца:

Стоило девчонке допеть последнюю ноту, как я снова ожил. Я отпер ключом замок и поспешно закрыл за собой дверь. Потом зажег свет везде: в прихожей, на кухне, в библиотеке. А потом долго-долго расхаживал по комнатам – до тех пор, пока дыхание мое не успокоилось, а жуткое воспоминание не убралось прочь, затаившись в какой-то глубокой расщелине моей памяти.

Этот стишок! Что бы там ни говорили мои друзья, я вовсе не ненавижу детей. То есть ни капельки не ненавижу… но с чего это они вдруг запели эту дурацкую песню? Как раз тогда, когда я проходил мимо? Словно эти мелкие мерзавки знали, что она делает со мной…

Сариетта Хоун поселилась у миссис Клейтон после смерти ее родителей в Вест-Индии. Ее мать приходилась миссис Клейтон сестрой – единственной; у ее отца, колониального чиновника, родственников вообще не нашлось. Вполне естественно, ребенка отослали по морю в Ненвилль, к моей домохозяйке. Ее записали в ненвилльскую начальную школу, где я преподавал математику и естественные науки, – в дополнение к английскому, истории и географии, за которые отвечала мисс Друри.

– Эта маленькая Хоун совершенно невозможна! – мисс Друри вихрем влетела в мой класс в начале утренней перемены. – Она просто уродка – наглая, отвратительная уродка!

Я дождался, пока гулкое эхо ее пронзительного голоса стихнет в пустой классной комнате, и удивленно поднял взгляд на ее монументальную, в лучших традициях викторианской эпохи фигуру. Туго стянутый корсетом бюст вздымался как после долгой ходьбы; тяжелые юбки с каждым шагом хлопали ее по лодыжкам. Она остановилась перед доской. Я откинулся на спинку стула и заложил руки за голову.

– Будьте добры, мисс Друри, выбирайте выражения. Последние две недели я был слишком занят подготовкой к четверти, поэтому не успел приглядеться к Сариетте. У мисс Клейтон нет своих детей, так что, когда девочка приехала в прошлый четверг, она встретила ее со всем присущим ей радушием. И она не потерпит, чтобы Сариетту наказывали так… так… ну, как вы поступили неделю назад с Джоем Ричардсом. И, если уж на то пошло, попечительский совет тоже этого не потерпит.

Мисс Друри сердито тряхнула головой.

– Поучи вы детей столько, сколько я, молодой человек, уж вы бы знали, что экономить розги на таких упрямых отродьях, как Джой Ричардс, глупо – ни к чему хорошему это не приведет. Если я не буду кормить его березовой кашей время от времени, помяните мое слово, он вырастет в такого же пьянчугу, как его папаша.

– Ладно. Только не забывайте, что школьный совет будет пристально следить за вами, мисс Друри. И с чего это вы называете Сариетту Хоун уродкой? Насколько я припоминаю, она альбинос; отсутствие пигментации проистекает из наследственных факторов, но никак не является уродством. Оно отмечено у тысяч людей, живущих нормальной, я бы даже сказал, счастливой жизнью.

– Наследственность! – презрительно фыркнула она. – Это все ваш новомодный вздор! Истинно вам говорю: она уродка! Настоящая маленькая дьяволица, отродье Сатаны! Когда я попросила ее рассказать классу про ее дом в Вест-Индии, она встала и пропищала: «Эта книга закрыта для дураков и простофиль!» Как вам? Когда бы звонок на перемену не прозвенел, клянусь вам, я б ее высекла не сходя с места! – Она посмотрела на свои часики-кулон. – Перемена вот-вот кончится. Проверьте звонок, мистер Флинн: нынче утром он зазвонил на минуту раньше, ей-богу. И не позволяйте этой девчонке Хоун дерзить вам.

– Дети мне не дерзят. – Я посмотрел на захлопывающуюся за ней дверь и улыбнулся. Спустя минуту класс наполнился смехом и болтовней: восьмилетки занимали свои места за партами. Свой посвященный правилам деления урок я начал с того, что незаметно покосился на задний ряд. Там, напряженно выпрямив спину, аккуратно сложив руки перед собой на парте, сидела Сариетта Хоун. На фоне темного дерева классной мебели ее пепельно-серые косички и абсолютно белая кожа, казалось, приобрели желтоватый оттенок. Глаза ее тоже были чуть желтоваты: огромные бесцветные зрачки под полупрозрачными веками, которые – по крайней мере, пока я на нее смотрел – ни разу не моргнули. Да, красивым ребенком я бы ее не назвал. Слишком большой рот; уши, посаженные почти под прямым углом к голове, и в довершение всего нос, длинный, странно кривой, спускавшийся почти до верхней губы. Да и одежда – белоснежное платье строгого покроя – играла злую шутку с ее истинным возрастом.