Выйти замуж за немецкого рыцаря - Марина Белова

– Тихо, спокойно. Я думаю, что если бы действительно случилась трагедия, уже было бы известно: или тело нашли бы, или свидетели нашлись. Все склонны думать, что она сошла на берег в полном здравии.

– Где же она тогда?

– Не знаю, но тут такое дело… – Я перевела дух, чтобы огорошить Ирину: – Твоя мать встретила на корабле своего бывшего мужа.

– Мужа? У нее их много было…

– Сидоренко Виктор Николаевич. Тебе говорит о чем-нибудь это имя?

– Сидоренко? Отец Николая?

– У нее один муж с такой фамилией был?

– Да вроде бы, – неуверенно ответила Ира.

– Значит, это отец Николая. Но сразу предупрежу твой вопрос – он не знает, где Тамара Леонидовна, – сказала я, решив пока умолчать о том, что Виктор Николаевич сбежал от бывшей жены, некогда очень любимой.

– Все равно хорошо, – вздохнула Ирина. – Он ведь может приехать к нам? А то Анна уже теряет терпение. Николай в себя не приходит, она злится, оттого что взяла на себя такую ответственность, ухаживать за больным. У нее о нем даже спросить нельзя – срывается, как собака, или вообще трубку не берет. Пусть приезжает отец Николая и занимается сыном. Я боюсь, что Николай вообще не выйдет из комы. Что-то мне подсказывает, что Анна скоро сбежит от больного братца. Что тогда? Надо будет что-то решать. Искать сиделку или сдавать в интернат. Кто этим заниматься будет? Я? Мне сейчас не до этого. У меня мама и Густав.

– А что Густав? После ограбления все еще прийти в себя не может?

– Нет. Как с утра начинает пить, так до вечера и не просыхает.

– Плохо.

– А что я могу сделать? Как напьется, с языка у него не сходит: «Это мне за все грехи моих предков». Поверить не могу, чтобы взрослый мужчина так переживал из-за потери золотых побрякушек. И плачет так, как будто у него кто-то умер. А что делать мне? Это у меня мать пропала. Сводный брат в коме. А он-то за что пострадал? В общем, Марина, передай этому Сидоренко, что мы его ждем.

– Ира, боюсь, вы не скоро его увидите, – вздохнула я. – Он так разволновался, когда увидел твою мать, что сердечные переживания привели его на больничную койку.

– Да, мама всегда производила на мужиков неизгладимое впечатление. Господи, да что же это за напасть такая? – вновь запричитала Ирина. – Вы уж передайте ему, что я и мой муж желаем ему скорейшего выздоровления.

– Обязательно передам, – пообещала я.

– Ну что там? Что? – затеребила меня Алина, как только я спрятала телефон в карман. – Как там Густав?

– Густав оказался слабаком. Пьет, не просыхает, – с раздражением сказала я. – И впрямь, что за манера мелкие бытовые неприятности заливать водкой! Последнее дело – уходить от реальности в запой. Я до этого случая была лучшего о Густаве мнения.

– Глупо, – согласилась со мной Алина. – Пропажу вернут, а здоровье вернется ли – вопрос.

– Я тоже почему-то уверена, что не мы, так полиция разберется с этой «кражей века», – кивнула я.

– Ну да, был бы рядом с Густавом человек, который мог бы его понять, думаю, он так бы не пил, – заметила Алина.

Уловив в ее словах скрытый подтекст, мол, со мной бы он не запил, я усмехнулась.

– Что смешного я сказала? – насупилась она.

– Ты считаешь, что Ирина – плохая жена?

– Я этого не говорила, – пошла на попятную Алина.

– А что имела в виду? Что в свое время ты лучше его понимала?

– Может, и лучше. Во всяком случае, при мне запоев не было.

– Ладно, замнем для ясности, – свернула я эту тему. Дело-то в далеком прошлом. Может, Алина и не прочь вернуть любовь Густава вместе с его домом и солидным банковским счетом, но он женат, и она, кстати, замужем за человеком, которого я по-дружески люблю и уважаю. – Итак, что мы имеем? – решила я подвести итог.

– А ничего! – живо ответила Алина. – Мы знаем, с кем провела последний вечер Тамара Леонидовна, но что с ней стало дальше – все та же тайна, покрытая мраком. Впрочем, надо попросить Курта позвонить в полицейский участок. Возможно, есть новости. Хотя, если бы нашли тело Тамары Леонидовны, незамедлительно позвонили бы ее дочери, – рассудила она. – Что еще можно сказать? В списке подозреваемых все те же.

– Борис и Антон? – уточнила я.

Честно сказать, я с трудом верила в то, что эти юноши хорошо разбираются в живописи. Слишком уж легкомысленными парни выглядели. Танцы, бары, игральные автоматы – разве так себя ведут воры-эстеты? Если бы они украли деньги – куда ни шло. Но картины надо кому-то продать и при этом не продешевить. Впрочем, они могут даже не догадываться о стоимости картин. Но тогда почему они остановили выбор именно на Поленове? И где сейчас эти картины? Алина уверяет, что глаз не спускала с Бориса и Антона. Продать полотна они не могли, и в каюте картин нет. Спрятали на корабле? Или вовсе ничего не крали?

– Не только. Почему теща не могла обокрасть зятя? Судя по всему, Тамара Леонидовна – весьма ветреная особа. Она рассудила так: зачем жить на подачки зятя, если можно за дочку взять отступные в виде картин. Женщине старшего поколения по душе пришелся Поленов, а не какой-то там Ван Гог.

– По-твоему, Тамара Леонидовна – воровка?

– А я уже ничему не удивляюсь. Даме под семьдесят, а она крутит любовь с бывшим мужем.

– Ну и что? Ты же ревнуешь Густава к его жене?

Кажется, я попала в самую точку. На лице Алины стали проступать багровые пятна. Несколько секунд она не знала, что сказать, стояла и трясла в негодовании головой.

– Я?!! – наконец-то ее слова вырвались наружу. – Я ревную?! Да как такое тебе могло прийти в голову? – возмутилась она.

– Но я же вижу.

– Что ты видишь? Что мне не нравится Ирина? Она мне действительно не нравится, – еще больше распалялась она. – Молодая выскочка! Фифа! Помяни мое слово, она вгонит Густава в гроб. Он сопьется! И родственники ее мне не нравятся! Никто! И друзья!

– Лиза и Кирилл? – уточнила я.

– С другими мы еще не знакомились. Вот что, я сама поеду в Мюнхен и поговорю с ними. Как пить дать они стырили картины. Пить-то на что-то надо?! Что ты на меня так смотришь? Ах да, они тебе понравились. Алкоголик и мазохистка, терпящая пьяные дебоши мужа.

– Тише, Алина, тише. Ну какие дебоши?

– Ты же сама сказала, что они подрались в такси! И вообще, что ты эту семейку защищаешь?!

Она так кричала, что на нас стали обращать внимание люди, которых на палубе становилось все больше и больше. Мне стало неловко за подругу, но и отойти от нее я не могла – она бы стала кричать еще громче.

«И чего она так разошлась? Я только-то и сказала, что она до сих пор ревнует Густава. А разве это не так? Разве эта вспышка гнева – не подтверждение того, что не все чувства умерли в ее душе», – думала я, отводя глаза в сторону.