Совсем как живая - Евгения Михайлова

– Есть, – ответила она лениво. – Только я сама никого с ним, кроме себя, не знаю. – Она рассмеялась. – Зато Димка у нас – каждый второй. И только ты – грек.

– Мне нравится, когда ты меня называешь Димкой. Но я думаю, среди твоих мужчин были еще Дмитрии?

– Не надо, – сказала она резко. – Не было у меня никаких мужчин. Не было прежде ничего, кроме нас. Разве мы не договорились?

– Договорились, – шепнул он, мягко и властно раздвинул ее бедра, пробуя на вкус свою радость, вдыхая ее запах…

Они вышли на веранду, где был накрыт небольшой стол – легкая еда, легкое вино, фрукты. Он был в плавках, она – не одевалась. Его это удивляло и восхищало в ней – абсолютная непринужденность, естественность, никакого смущения, как будто одежда – ненужная условность. И при этом – ничего вызывающего, демонстративного, ничего общего с вульгарностью и распущенностью. Просто ей так удобно.

Потом они сидели в мягких креслах, глядя, как блестит озеро вдали. В нем отражались солнце и небо. Розовое в голубом… Они держались за руки, словно счастливые дети. Он с трудом проговорил:

– Мне звонили. Все пока нормально. Эта девушка… Ее никто не ищет.

Ульяна быстро посмотрела на него. Глаза сразу стали тревожно-грозовыми.

– Но когда-то же начнут искать?

– Пройдет еще какое-то время, и поздно будет искать.

– А если не поздно?

– Григорий сказал, в любом случае у тебя уже будут твои документы. Мы опять потеряемся. Никакого отношения к ней.

Под грузом напоминания о жестоких обстоятельствах она задержала дыхание, сжалась, прикрыла глаза, и солнце сквозь ресницы стало казаться раскаленным шаром… Когда Ульяна была маленькой, ее бабушка говорила, что грешников жарят на сковородках в аду. А Ульяна плакала и кричала:

– Ты злая! Перестань говорить мне эти гадости!

Она всегда жутко боялась боли.

Димитрис посмотрел на нее с состраданием. Они, конечно, попали в чудовищную ситуацию, но все скоро кончится. Они все забудут. Они забудут об этом через пять минут. Он решительно встал и потянул ее за руку. Срочно нужно возвращаться в их горячий и укромный мир на двоих. За границами этого мира – ненависть и смерть. Но их побег из него станет победой. Они вошли в спальню, опустились на прохладные простыни… И тут же исчезли призраки прошлого, опасность будущего. Им нет равных, с ними ничего не случится, потому что никто еще так не любил.

– Даша, Даша! – кричала Марина. – Иди сюда быстрее.

Даша появилась на пороге, вытирая мокрые руки о передник.

– Случилось что?

– Я прочитала в Интернете новости о нападении на квартиру москвича Кузнецова. Это Коля! Его адрес. Бандитов убили при попытке вооруженного сопротивления, хозяин квартиры тяжело ранен, он в коме…

– Не поняла, какой еще Коля?

– Ты что! Я же тебе рассказывала. Это он… ну, вроде взялся меня убивать, а сам спас! Даша, звони своему хозяину срочно! Я должна все знать!

– Ну, помню, да. Ничего себе друг любезный – убить тебя собирался. Ладно, не начинай, ты все мне уже объясняла. Я не поняла. И спас тебя Андрей. Никто, кроме него, никого не спасал. Не буду я ему звонить ни с того ни с сего. Сам позвонит, тогда и спросим. Если все так, то что поделаешь… Раз он в коме.

– Ты что?! – Марина вскочила со стула, метнулась к окну, потом к двери. – Да я сейчас просто сбегу. Найду аэропорт, попрошу, чтоб в Москву отвезли. Скажу, что документы и деньги потеряла. Он, наверное, решил, что я вещь, этот твой великий спаситель Андрей? Как же он Колю в беде оставил? Как допустил, чтоб его ранили? Мне говорил, что они – боевые товарищи. Даша, я серьезно. Я улечу в Москву, найду Колю.

– Чудеса. У нее в Москве ребенок, муж, ее прячут, чтоб бандиты с ними ничего не сделали, а она полетит на бумажном самолете Колю искать. Я запру тебя на ключ!

– Я же сказала: окно выбью. Ты не сможешь меня стеречь круглосуточно.

– Точно говорят: не делай добра – не получишь зла. Андрей вечно в это влипает…

Даша быстро взглянула на Марину, оценила уровень ее волнения и решительности и достала телефон.

– Андрей, это я. Извиняюсь, наверное, помешала. Но тут Марина буянит. Прочитала, что вроде ее Колю… Ну, того, что ее убить собирался, – говорит, будто его ранили и он в коме… Лететь в Москву собралась. Хочет разбить окно, бежать в аэропорт, проситься без билета… Даю. – Даша с непроницаемым выражением лица протянула ей телефон.

– Марина, спокойно, – раздался уверенный голос Николаева. – Все не так страшно. Ситуация под контролем. Я скоро прилечу, объясню. Или мне все бросить и мчаться вас успокаивать? Вы понимаете, сколько людей зависит от вашего благоразумия? Что за дела?

– Где Коля? Он в коме?

– Он в клинике, разумеется. Насчет комы точно не скажу. Я не врач.

– Бред какой-то. Человек или в коме, или нет, для того чтобы это знать, не нужно быть врачом. Вы вообще его видели?

– Да. Мне показалось, что он спит. Больше терзать меня на эту тему не стоит. Я скоро приеду, он через какое-то время, возможно, тоже. Что за ненормальная привязанность к человеку, который собирался вас убить?

– Он не собирался! Он не меня… – Марина всхлипнула. – Я в ужасе от того, что случилось, и от того, что вы говорите.

– Ладно. Прекратите истерику, пожалуйста. Возьмите себя в руки. Это хорошо, что вы позвонили. Я как раз собирался сам звонить. Необходимо очень подробно вспомнить все, что касается вашей работы у Петрова. У вас хорошая зрительная память? Документы можете воссоздать хотя бы примерно?

– Я все помню точно. Даже реквизиты.

– Серьезно? Как много у вас достоинств.

– Думаете? – с сомнением переспросила Марина.

– Не важно. В общем, рано или поздно придется поработать со следователем. Это более разумный путь для возвращения из моего плена, чем вышибание окна.

– Да, – храбро сказала Марина, хотя ей стало очень страшно. – Я вспомню… Андрей, вы не знаете, как Артемка?

– Хорошо. Он с бабушкой на даче. Ему сказали, что вы отдыхаете.

– А что он?

– Он сказал: «Нет, не хочу. Пусть будет с Темой». Цитирую слова вашего супруга, который тоже в нормальном здравии, хотя вы забыли об этом спросить. Наверное, очередь до него не дошла?

Марина не ответила, она представила себе круглые, огорченные глаза сына и, сунув телефон в руки Даше, горько разрыдалась, закрыв лицо руками. Слезы текли даже по шее.

– Она ревет, – деловито доложила хозяину Даша.

– Ну, так сделай что-нибудь, – беспомощно сказал Николаев. – Дай ей капель каких-то или гоголь-моголь, что в таких случаях дают…

– Нормальным людям – водку, а ей я дам снотворную таблетку. Мне надо готовить, убираться, на рынок идти, я ее сторожить не собираюсь.