Его любимая девочка - Татьяна Михаль

Именно с этой комнаты Джанабаев начал свой разврат надо мной.

Меня передёрнуло от воспоминаний.

Но не от неприязни, а от того, что внутри живота образовалось томление.

Чёртов Джанабаев!

Мы покинули малую столовую через другие двери и оказались в просторном холле. Это было очень светлое, практически сияющее пространство, с высокими от пола до потолка окнами.

Единственным неподвижным предметом в холле была исполинская банкетка.

Из холла был выход на свободу.

Едва я сделала шаг в сторону большой двери, как Анна Петровна резко схватила меня за локоть и натянуто улыбнувшись, сказала:

— Пойдёмте в другую часть дома. Я покажу вам кухню.

Грустно посмотрела на запертую дверь и двинулась вслед за женщиной.

— В той части дома находится кухня, техническая комната, бельевая, комнаты персонала и кабинет с видеонаблюдением.

— А ваша комната где? — поинтересовалась у неё.

— Моя комната располагается там же, что и комнаты остального персонала, — ответила Анна Петровна, опять включив своё равнодушие.

— Миленько, — прокомментировала я. — Артур Маркович так высоко ценит вас, Анна Петровна, что вы живёте в крыле, как самая обычная прислуга.

— Вы можете говорить что угодно, Елена Анатольевна, но вам не удастся настроить меня против Артура Марковича, — сказала она сухо, а потом остановилась и посмотрела мне в лицо долгим взглядом. — Вы даже не представляете, насколько мы все преданы и обязаны этому человеку.

— И не хочу представлять, — был мой ответ. — Знаете, я не хочу смотреть кухню и ваши комнаты. Лучше покажите мне ещё… подвал.

— Там нет ничего интересного, Елена Анатольевна. Подвал как подвал. И вам уже пора вернуться к себе, — сказала она.

— Предпочту прогуляться по дому самостоятельно. Без сопровождения, — ответила ей, вздёрнув подбородок. — И я сама решу, когда мне лучше вернуться.

Женщина сверкнула недовольным взглядом и хотела было что-то сказать мне, но я не позволила, опередив её.

— Повсюду камеры, Анна Петровна. Вам незачем переживать.

Резко развернулась и пошла в малую гостиную, что мне так понравилась.

Но вдруг, я остановилась и прислушалась.

Я слышала крики.

Обернулась и озадачено посмотрела на побледневшую вдруг Анну Петровну.

— Что это? — спросила её.

— Ничего. Идите к себе, Елена Анатольевна.

— Талгат! Талга-а-а-а-ат! Убью тебя, ублюдка кусок!

Я опешила.

— Ничего?! — воскликнула я. — Откуда голос?! Вы кого-то ещё удерживаете?

— Никого мы не удерживаем! — рассердилась Анна Петровна. — По-хорошему прошу вас, возвращайтесь к себе.

— Ну уж нет. Я хочу знать… — и я тут же замолчала.

Медленно перевела взгляд на Анну Петровну и шприц в её руке.

Прижала ладонь к шее справа, куда эта мерзавка посмела воткнуть иглу, и прошипела:

— Ах ты, сука!

— Вы сами виноваты, Елена Анатольевна, — проговорила она и оскалилась. — Лучше спи и не волнуйся ни о чём.

Препарат начал своё действие практически незамедлительно.

Перед глазами всё поплыло, в ушах словно образовалась вата, и все звуки я слышала плохо.

— Спите, Елена. Вам хорошо. Очень хорошо. Отдыхайте, набирайтесь сил и ни о чём не волнуйтесь. Вы в безопасности.

Артур

Вернулся я через полторы недели. И все эти грёбанные дни я думал лишь о своей девочке.

Даже представить себе не мог, что буду по ней настолько сильно скучать, отчего моё сердце ныло, а тело и член буквально рвались назад — домой, к ней, моей сладкой и непокорной красавице.

Анна мне докладывала о каждом её шаге и поступке.

Сейчас моя Лена была тихая и спокойная, благодаря лекарству. Никуда не стремилась сбежать, а лишь отдыхала и расслаблялась.

Меня огорчил только один момент. Она услышала моего чёртового братца!

Но ничего, я проучу эту гниду, раз он не понимает хорошего обращения.

Я должен рассердиться, что моя девочка только под препаратом покорная, но не могу. Мне нравится её черта характера — протест и мятежный дух в ней.

Но мне любопытно посмотреть и узнать её такую новую, не совсем в прострации, какая она, когда покорная. Когда сама будет хотеть меня и с радостью выполнять любые мои желания, считая их высшим благом и для меня, и для себя.

Медленно зашёл в её прохладную тёмную спальню и включил приглушённый свет. В мягком золотом свете, её кожа мягко светится, а ресницы отбрасывают тени на её нежные чуть розовые щёки. Пухлые алые губы слегка приоткрыты, русые волосы разметались по всей подушке. Лямка шёлковой сорочки соскользнула с одного плеча и чуть-чуть перевернулась, обнажая мягкую сочную грудь. Её левая ладонь лежит под щекой.

Я смотрю на неё и восхищаюсь.

Был бы художником, обязательно написал картину со своей девочкой… Много картин.

От её нежного вида что-то колыхнулось у меня внутри.

Моя девочка. Сладкая, любимая, единственная.

Она влечёт меня к себе, как огонь мотылька.

И я хочу сгореть в ней.

Невольно застонал, когда она перевернулась на спину.

Член уже стал, пи*дец, каким жёстким, от её невинного и уязвимого вида, да ещё и долгого воздержания. Он стоял колом и сейчас мечтал лишь об одном — взять свою малышку и хорошо её оттрахать.

Я так по ней соскучился, что буду иметь её на каждом шагу, каждый день и по несколько раз в день.

С сегодняшнего дня ей больше не будут давать лекарство. Пусть вернётся в своё обыкновенное состояние.

Но пока она покорна, я воспользуюсь этим.

Быстро обнажился и приблизился к своей девочке. Забрался к ней на кровать и начал покрывать её лицо нежными поцелуями, хотя, сказать по правде, на нежности я не был настроен.

— Мммм… — простонала моя девочка и открыла глаза. — Артур?

— Я, моя сладкая, — произнёс с предвкушающей улыбкой. — Я вернулся. И очень скучал по тебе малышка. А ты по мне скучала, м?

Она сонно захлопала глазами и как-то по-детски потёрла их кулачками, а потом медленно произнесла:

— Скучала…

Довольно улыбнулся. Сейчас Лена будет говорить и делать, чтобы я ей не сказал.

— Насколько сильно ты по мне скучал? — вдруг спросила она шёпотом.

Едва эти слова успели прозвучать, меня, будто перемкнуло. Мои губы тут же впились в её открытый рот. Прижал её к себе и мой пульсирующий член вжимался ей в живот.