От гетеры до игуменьи. Женщина в Ранней Византии - Николай Болгов

Жизнь Евдокии показывает нам, сколько соединялось в ней самого разнородного; ее литературные произведения показывают нам это еще яснее. Евдокия всегда любила поэзию. В последние годы жизни она перевела стихами многие места из Ветхого Завета. В IX веке патриарх Фотий, знаток литературы, высоко ставил эти сочинения и находил их замечательными «для женщины и для императрицы». Ему вторит знаменитый византийский филолог и комментатор античных авторов Иоанн Цец (XII век), который называет Евдокию «премудрой дочерью великого Леонтия». Перу Евдокии принадлежат также центоны — стихотворения, целиком составленные из строк других стихотворений, — в которых, используя исключительно строки Гомера, она пыталась рассказать эпизоды из жизни Христа. Здесь мы вновь видим соединение языческого с христианским — и довольно неожиданное.

Возникает вопрос, было ли воцарение вчерашней язычницы, образованной эллинки, принявшей христианство, просто счастливой случайностью или это вполне закономерно, учитывая тогдашнюю церковно-политическую ситуацию. Кроме того, неплохо было бы разобраться, как возникла ее «история Золушки». Первое по времени свидетельство о происхождении Евдокии содержится в «Церковной истории» Сократа Схоластика. «Будучи дочерью софиста Леонтия, она была образована и наставлена отцом в науках всякого рода. Когда же царь захотел жениться на ней, то епископ Аттик присоединил ее к христианству и во время крещения вместо Афинаиды нарек Евдокией» (VII, 21).

Романическая история об Афинаиде-Евдокии двухчастна. Первая часть — история ее восхождения на трон, вторая — история удаления из Константинополя в Иерусалим. В обеих частях фигурирует друг Феодосия Павлин, во второй части играющий роль героя-любовника, в преступной связи с которым царь заподозрил жену. Интересно, что об измене как таковой у Малалы не говорится. Вообще нельзя не заметить, что Евдокия у него изображена с большой симпатией, как персонаж положительный: она оказывается в роли невинногонимой жертвы в ссоре с братьями; сохраняет девственность (этот момент подчеркивается особо); нравится премудрой Пульхерии; по-христиански прощает гонителей-братьев; наконец, во второй части она опять играет роль жертвы, но уже в столкновении с ревнивым мужем. Эта трактовка в целом и утвердилась в последующей истории, хотя в других источниках интерпретация роли Евдокии порой совсем иная. Например, в сборнике повествований о константинопольских древностях «Патриа» рассказывается о семи языческих философах, пришедших с Евдокией и произносящих странные, по-видимому, глумливые речи, а история взаимоотношений с Павлином подается как история измены — сообщается, что она была влюблена в Павлина.

В целом в повествовании Малалы вполне четко прорисовываются исторические силуэты Феодосия, Пульхерии, Евдокии и Павлина. Отметим, что Пульхерия, Евдокия и Павлин оцениваются положительно, а Феодосий выведен слабым, безвольным, зависимым от чужих мнений и подверженным страстям. К этому моменту мы еще вернемся.

В конце XX века на основе этой «истории Золушки» были созданы две реконструкции возможной исторической правды. Первая принадлежит британскому византинисту Алану Кэмерону, который допускает, что рассказ Малалы точно отражает реальные события, то есть Афинаида на самом деле была изгнана братьями и попала на прием к Пульхерии, которая выдала ее замуж за своего брата. Кэмерон отмечает нелогичность введения Афинаиды во дворец Пульхерией и объясняет такой поворот сюжета лишь тем, что так и было в действительности, — основываясь на упоминании о ее константинопольской тетке. Таким образом, Кэмерон считает воцарение Афинаиды-Евдокии случайностью. В «Житии Симеона Столпника» говорится о дяде Афинаиды — Асклепиаде, которого идентифицируют с Асклепиодотом, консулом 423 года и префектом претория Востока. Считается, что он был мужем этой нигде не названной по имени константинопольской тетки.

А. Кэмерон исследует также происхождение Евдокии и, на основании упоминаний у Иоанна Цеца, что она училась у Ориона Фиванского и Иперехия (Хилиады, 52f), пытается установить ее связь с Египтом, утверждая, что примерно до 415 года Афинаида жила в Александрии (датировка базируется на хронологии историка Олимпиодора, который говорит об отце Афинаиды — Леонтии в контексте, позволяющем отнести его утверждение на афинской кафедре риторики именно к этому времени).

Вторая точка зрения принадлежит американскому византинисту Кеннету Холэму, который отрицает афинское происхождение Афинаиды и считает, что это ошибка, основанная на созвучии ее имени с названием города. Холэм утверждает, что Афинаида на самом деле уроженка Антиохии (поэтому, дескать, она и написала стихотворное житие антиохийских святых Киприана и Иустины, а свою речь, произнесенную в этом городе во время паломничества, заканчивает гекзаметрической строчкой, сохраненной в анонимной «Пасхальной хронике»: «Вашему роду причастна я кровью своей и корнями»).

Холэм считает невозможным, чтобы Пульхерия ввела во дворец Афинаиду — свою будущую соперницу в борьбе за влияние. В истории Олимпиодора он замечает рядом с эпизодом, рассказывающим о софисте Леонтии, другой эпизод, где, также около 415 года, упоминается некий правитель Фракии по имени Валерий и предполагает, что это и есть брат Афинаиды. Холэм считает, что Афинаида могла быть ставленницей партии языческих традиционалистов, а ее фракийско-иллирийские покровители, возможно, имели выход к константинопольскому двору через Павлина — сына комита доместиков. В начале V века в Константинополе эти люди группировались вокруг софиста Троила. Видимо, к их кругу принадлежал и префект претория Востока Анфемий, имевший большое влияние в пору детства Феодосия и, по мнению Холэма, ушедший в тень после того, как Пульхерию провозгласили августой. В воцарении Афинаиды-Евдокии Холэм видит стремление этих людей противопоставить свою кандидатуру христианке Пульхерии.

Работы Кэмерона и Холэма вышли в начале 1980-х годов, а вскоре археологи неожиданно подтвердили связь Евдокии с Афинами: при раскопках была найдена надпись на постаменте статуи. Сама статуя, которая, по-видимому, изображала императрицу, не сохранилась. Надпись стихотворная, вероятно, написанная шестистопным ямбом, но уцелела примерно половина слов. Ясно читается: «В честь царицы Евдокии царь Феодосий воздвиг это изваяние» — а далее упоминается некий «верный служитель». Предполагается, что с семейством Евдокии могло быть связано строительство так называемого дворца гигантов в Афинах.

Традиционно Феодосий II изображался как правитель слабый, управляемый и постоянно находящийся под чьим-то влиянием. Однако в последние годы этот взгляд начал меняться. Заметной вехой на пути переоценки деятельности Феодосия стали работы британского историка Фергюса Миллара, в которых доказывается, что годы его правления были эпохой процветания Восточной Римской империи. На поведение Феодосия II во многом проливает свет и работа британской исследовательницы Меган Макэвой «Правление ребенка-императора». Она считает, что модель поведения Феодосия в принципе соответствует общей модели поведения императоров-детей, функция которых в детские годы была исключительно церемониальной. При взрослении такой император оказывался перед дилеммой: либо править в согласии со сложившимся порядком, либо восстать против него. Феодосий II как раз являет собой исключительный пример достаточной независимости от придворных партий, что говорит о нем как о личности незаурядной.