Фаворит. Сотник - Константин Калбазов

– А ты как думаешь, сколько протянешь с пулей в животе? Иль слышал, чтобы кто-то выжил.

– Не слыхал, – выдохнул мужик.

– Вот и я о том. Тебе осталось выбирать только меж легкой и тяжкой смертями. Так что, говори. Глядишь смилостивлюсь.

– Не потащишь ты меня в разбойный приказ. Как объяснишь, что с места бежал?

– Так за тобой погнался, касатик. Ты эвон каким крепким оказался, насилу нагнал. Ладно, не хочешь, не надо.

Иван хлопнул себя по коленям, и выпрямился во весь рост. Потом набрал в грудь воздух словно хотел закричать, призывая патруль.

– Добрыня, наводку дал, – кривясь от боли, оборвал его раненый.

– Кто таков?

– Кабатчик, с Хохловки. Тут недалече.

– Я такого не знаю.

– Так и он о тебе и не ведает. Сказал, чтобы как стемнеет мы ждали близ дома выкреста дяди Яши. Когда будет стоящая добыча, нам сигнал в окошко подадут. А там уж сами. Четыре дня впустую прождали, а сегодня ты появился, – часто прерываясь, и страдая от боли, пояснил раненый.

– Это что же получается, дядя Яша своих клиентов под молотки подставляет? Не вяжется, дружочек. Ему такая слава ни к чему.

– Да мне-то откуда знать, – просипел мужик. – Добей, ирод. Никакой моченьки терпеть нет.

Хм. Если этот не врет, выходит обычное ограбление. Этот же самый кабатчик Добрыня, наводчик. Тогда, иезуиты точно ни при чем. Или при чем. Но тогда уж нужно кабатчика трясти. Вот только этот ради прекращения мучений очень даже может обмануть. А вот не угадал.

Иван извлек нож, вот только к удивлению раненого, не стал его добивать. Вместо этого он вернул кляп на место, и взрезав рубаху пленника, как смог перевязал его. До дома Павла, не так чтобы и далеко, всего-то с версту будет. Так что, придется тебе сердешный потерпеть. Ну а Карпову попотеть.

До нужного адреса добрался довольно быстро. И по счастью подлекарь Рудаков, тот самый, которому никогда не быть профессором, оказался дома. Вообще-то он собирался уже отбыть на гулянье, во дворец к князю Черкасскому.

– Паша, брось. Когда тебе еще такой случай подвернется, чтобы в чьих потрохах покопаться. Выбора-то у него нет. Опять же, лихой, умышлявший убийство. Ну и наконец, ты как медик выполнишь свой долг до конца. Потому как если он и умрет, то ты ему страдания серьезно облегчишь.

– Ох и искуситель ты Ваня, – задумчиво глядя на пациента, уже отправленного в наркотический сон, произнес подлекарь.

– Брось. Ты сам хочешь им заняться.

– Мало ли что я хочу. Тебе-то это зачем?

– Выяснить хочу, кто это на меня указал. А этого ломало так, что он что угодно мог наплести, лишь бы я его мучения прекратил.

– Ты вообще в курсе, что мы нарушаем закон?

– Я нарушаю, не ты. Твое дело маленькое, принесли раненого, ты его обиходил. Я тебя убедил в том, что властям уже сообщил. Словом, вали все на меня.

– Ну хорошо, а с чего ты вообще взял, что у меня получится?

– Во-первых, если у кого и получится, то только у тебя. А во-вторых, мне и нужно-то, чтобы он прожил пару тройку дней.

– Л-ла-адно, – явно желая приступить к операции, произнес Павел. – Только Ваня, ты будешь мне ассистировать. Мои-то санитары в Измайлово.

– Не вопрос. Накинуть на себя есть что?

– Найдем.

Операция прошла удачно. Ну, во всяком случае, на взгляд Ивана. Пулю извлекли, пробитый кишечник зашили, брюшную полость почистили настоем для промывки ран. Единственно, Карпова едва не вывернуло от вони. Все же, пробитые потроха источают то еще амбре. Но ничего выдержал.

– Ну что, сердешный, помнишь ли что вчера мне говорил?

С нескрываемой иронией, поинтересовался Иван у пришедшего в себя лихого. Тот лежал привязанный к постели, и практически неспособный пошевелиться. Оно и чтобы в бега не подался, и чтобы себе не навредил каким образом.

– П-пить, – с трудом разлепив пересохшие губы, едва выдавил из себя раненый.

– Нельзя тебе пить, лиходей ты наш, – покачав головой, отказал Иван. – Про кабатчика Добрыню, вчера правду сказал? Ты не молчи. Я тебя к лучшему на Москве лекарю снес, он мертвых из могилы поднять способен.

– К чему?

– А к тому, что просто так помереть я тебе не дам. Правду скажешь, вот те крест, если выживешь, отпущу на все четыре стороны. Соврешь, тогда только для дыбы я тебя и сберегаю.

– Про Добрыню правда. Его наводка.

– А про дядю Яшу, что скажешь?

– Ничего не скажу. Не знаю я ничего про него. Добрыня сказал, свечой в окне крест накрест покажут, когда жирный бобр будет. Вот мы и ждали. Христом богом прошу, добей. Сил нет.

– Не стони, – отмахнулся Иван, – сейчас придет лекарь, легче станет.

– Ну что тут? – Поинтересовался, вошедший в комнату Павел.

– Да вот, пришел в себя. Пока вроде бы нормально. А там, кто его знает. Разбирайся сам.

– Иди уж, сиделка ты наша. Кстати, Фрол уже в столовой. Решил оставить тебя без завтрака.

– Этот может, – авторитетно согласился Иван.

Рудаков снимал довольно просторную квартиру, за которой присматривали кухарка и дворецкий. Немолодая чета, находящаяся у него в услужении. Павел вполне мог себе позволить как прислугу, так и квартиру в доходном доме Белого города.

Его конечно же предали анафеме, попросили из академии, отказали в доме профессора Рощина. Но больным зачастую плевать, есть ли ученая степень у лекаря или нет. Главное, чтобы его лечение было эффективным. И надо сказать, слава Рудакова крепла день ото дня. Не сказать, что он загребал огромные гонорары. Но тем не менее, считался довольно завидной партией.

Правда, его заработков вполне хватило бы для того чтобы содержать семью. Но было откровенно мало для проведения масштабных и всесторонних исследований в интересующих его направлениях медицины. Последних, стараниями Ивана, у подлекаря сейчас более чем предостаточно.

А еще, насколько знал Карпов, Рудакова так же не отлучили и от сердца Дарьи Христофоровны. Дочь профессора пока не решалась открыто противостоять батюшке, хотя получить его согласие на ее брак с Рудаковым не составило бы труда. Великая княгиня в любой момент могла бы озаботиться счастьем своей фаворитки, и такой свахе Рощин не отказал бы. Но девушка все еще надеялась, что ей удастся смягчить сердце батюшки.

– Фрол, побойся бога. У меня со вчерашнего дня, во рту ни маковой росинки, – заметив расположившегося за столом казака, возмутился Иван.

Друг и подчиненный, с невозмутимым видом поглощал расставленную перед ним хозяйкой еду. И судя по тому, сколь решительно он действует, очень скоро от выставленного ничего не останется. Оно конечно, кухарка приготовит еще, чай с припасами у Рудакова все в порядке. Но когда это еще будет.