Свадьба под прицелом - Ива Ривер

— Понятно. Хотите коньяку? — вполне мирно предложила я, протягивая ему бутылку.

— Я не пью по утрам, — отказался он.

— Судя по тому, что мы только собираемся лечь, можно считать, что сейчас вечер.

— Я и по вечерам не пью.

— Вот как? — озадачилась я, возвращая бутылку обратно на пол. — Говорят, непьющий человек — это подозрительно. Вы не больны?

— Напротив, слишком здоров.

— А бывает слишком?

— Ну как вам сказать. Видите ли, алкогольные напитки чрезвычайно калорийны и действуют на мой организм, как высокооктановое топливо. То есть способствует выделению большого количества энергии. А мне её и так девать некуда — я же не женат, — напомнил он и засмеялся.

— Очень смешно, — я почему-то снова рассердилась. Залпом допила коньяк, поднялась, поставила пустой бокал и бутылку на каминную полку и направилась к выходу.

— Постойте, Маргарита Николаевна, я хотел с вами поговорить, — Виктор быстро поднялся и поймал меня за руку.

Судя по всему, у него уже вошло в привычку хватать меня лапами. Хоть табличку вешай «Экспонаты руками не трогать»!

— Не наговорились ещё? Экий вы неугомонный. Поговорим утром. Точнее, когда оно наступит у нас. Часиков, так, в тринадцать.

— Это поздно.

— Ну извините. Никто тут не собирается под вас подстраиваться, — я сердито выдернула руку и, не оглядываясь, пошла к двери.

Вторая попытка благодаря выпитому коньяку оказалась успешнее. Минут десять я лениво размышляла о том, почему вредничаю по поводу пребывания в доме этого безобидного представителя власти, и первую причину нашла, не напрягаясь: власть я никогда особо не жаловала, причём, любую. А вот дальше пошло сложнее. Неужели главная причина в том, что мне, как и Магистру, этот парень симпатичен? И что? Мало ли симпатичных мне людей? Я же на них не кидаюсь? Или всё дело в Димке? В том, что, как оказалось, не так-то просто выкинуть его из головы? Но это уж совсем глупо… Другие-то люди здесь при чём?

Ещё минут пять ушло на уговоры самой себя не ёрничать. Главный аргумент выглядел так: Виктор Андреевич не виноват в моих неприятностях. Как и в том, что несколько превратно понимает свой долг перед обществом. Ну видит он его так, бывает… Погостит немного, закончит своё расследование и съедет, делов-то.

Решив отныне быть милой, приветливой хозяйкой, я благополучно заснула с мыслью «Моя милиция меня бережёт» и проспала до самого обеда.

***

Гроза прошла, и сквозь пушистые облака улыбалось солнце. Магистр, не замечая моего пробуждения, самозабвенно наблюдал через окно за птичками, весело шлёпающими по лужам на балконе.

Я резво соскочила с кровати и, наспех приведя себя в порядок, позвонила в больницу.

Полученная информация обнадёжила — состояние Андрея было по-прежнему стабильным и опасений пока не вызывало.

Хотела ещё позвонить родным, но передумала и позвала Магистра на выход.

Но тут случилась незадача.

Не помню, чтобы я закрывала дверь на ключ, тем не менее она оказалась заперта. Неудивительно, конечно, что-то не помнить после такой забойной ночки, я поискала ключи и не нашла. Это было уже веселее. То есть, я закрыла дверь, а ключ выбросила с балкона или утопила в унитазе? Тоже, что ли, в маразм уже впадаю?!

Ладно, с диагнозами после разберёмся, а пока пройдём по балкону.

Но не тут-то было. Балконная дверь тоже была закрыта.

И вот тут меня осенило.

«Ах вот как, дорогой Виктор Андреевич?! Всё-таки профессия накладывает неизгладимый отпечаток!»

Решение быть любезной мгновенно улетучилось.

В ярости схватив мобильник, я набрала Ольгин номер и свирепо завопила:

— Немедленно открой меня!

Через минуту послышались торопливые шаги и дверь распахнулась.

— Маргарита Николаевна, — увидев моё перекошенное лицо, залепетала Ольга, — Виктор Андреевич сказал, что мы все должны быть предельно осторожны, и приказал запирать двери. Я пыталась объяснить, что вы не станете этого делать, тогда он потребовал ключи и…

— Даже слушать этого не хочу! Да кто он такой, чтобы что-то здесь требовать?! И пожалуйста, прекрати называть меня по имени-отчеству!

— Но мне неудобно… я так привыкла…

— А… делай, как хочешь, — я махнула рукой, вылетела из комнаты и понеслась по коридору, жалея, что под рукой не оказалось бейсбольной биты. Но пробегая мимо гостиной, резко затормозила. Всё свободное пространство было уставлено розами. Бордовые, алые, белые… от множества шикарных букетов рябило в глазах. И всё это великолепие благоухало, как гримёрка примы после премьеры.

Я медленно вошла и двинулась по комнате.

Маг вбежал следом и заворожённый видением замер на месте.

— Ох, и ничего себе… Прыткий, однако, следователь, без материальных проблем… — я остановилась перед любимыми тигровыми розами и вдохнула аромат красоты, которая сейчас почему-то ничуть не спасала.

Раздражение продолжало нарастать.

В дверях возникла Ольга.

— Где жилец?! — рявкнула я.

— Осматривает территорию… — Ольга испуганно прижалась к косяку.

— Передай ему, пожалуйста, что я жду в столовой, — процедила я. И поражаясь внезапно проснувшейся пунктуальности, которой за мной отродясь не водилось, добавила: — Мы обедать вообще сегодня будем?! Третий час уже!

Мда… что-то меня конкретно заворачивает… Надо тормозить. Иначе я своей неадекватностью всех работников распугаю!

Столовая тоже напоминала цветник и была украшена розами кремовых оттенков, отлично вписавшихся в дубовый интерьер.

Восхищённо обнюхав букеты, не вошедшие в «собрание» гостиной, Магистр удручённо вздохнул. Я его понимала — нам давно не дарили цветов.

Ранее такие простые вещи, как цветы и милые презенты, экс-любимый производил с естественной лёгкостью и явным удовольствием, но с тех пор как видоизменился и задался целью оноворусситься, стал считать это излишней сентиментальной блажью и больше не утруждался.

Оля метала на стол, а я в ожидании Виктора нетерпеливо барабанила пальцами по столешнице.

Наконец, с водяной лилией в руках показался наш цветоносный, а я засомневалась, правильно ли товарищ выбрал ремесло. Может, в душе он флорист?

— Доброе утро, Маргарита Николаевна, — поздоровался Виктор, протягивая мне цветок, непонятно где и как раздобытый.

— Это мы уже обсуждали, — хмуро ответила я, всё же принимая подношение, по нежным белым лепесткам которого ползала какая-то нечисть. — С тех пор ничего не изменилось. Утро по-прежнему добрым не назовёшь.