Последняя любовь Скарлетт - Джулия Хилпатрик

А Ретт, будто бы и не замечая этого, продолжал все тем же тоном:

– Мы с тобой выяснили, что я – ненормальный человек…

Сказал – и вопросительно посмотрел на нее – мол, так ведь?.. Ты ведь это хотела мне сказать?..

Скарлетт, стараясь не смотреть ни на горностая, ни на Ретта, произнесла тихо:

– Извини, но я этого не говорила…

Он откинулся назад и внимательно посмотрел в ее лицо, будто рассматривал Скарлетт в перевернутый бинокль, – такая она была маленькая, далекая, чужая…

Так, во всяком случае, в этот момент показалось самой Скарлетт.

– То есть…

– Я не говорила, что ты – ненормальный человек, – ответила Скарлетт твердо, – мы с тобой не выясняли этого…

Ретт пожал плечами.

– Знаешь что, – сказал он, – мало того, что ты не находишь в себе мужества признаться, что подглядывала за мной, так ты еще и отказываешься от того, что сказала буквально несколько минут назад…

Да, действительно, Скарлетт в своей извечной запальчивости уже забыла о неосторожно вылетевшем слове: «Нормальный человек никогда не станет запираться в своем кабинете только для того, чтобы заниматься каким-то мелким грызуном…»

Скарлетт сконфуженно замолчала – да, он поймал ее на слове. Он, как и всегда, прав – чего же еще…

А Ретт продолжал все также уверенно, твердо чеканя каждое слово:

– Да, действительно, мне очень нравится это милое животное… Когда я с ним, то нахожу в этом отдохновение…

Скарлетт, подняв глаза на мужа, робко спросила:

– Стало быть, когда ты вместе со мной, ты этого самого отдохновения… не находишь?..

Ретт пожал плечами.

– Стало быть, нет…

Скарлетт едва не расплакалась.

Она специально шла к нему в кабинет, чтобы сказать что любит и в лишний раз убедиться, что любима…

Она хотела быть понятой и услышанной…

А он, такой неоправданно жестокий, еще упрекает ее в том, что, будто бы, от нее, Скарлетт, нет ничего, кроме усталости?..

О Боже…

Скарлетт едва не расплакалась от этих мыслей… Она никогда не могла подумать, что Ретт сможет поступить с ней столь жестоко…

Ретт, с минуту помолчав, произнес:

– Да, Скарлетт, я пытался найти покой рядом с тобой… Но, извини, я никак не могу этого сделать…

Та, подняв на своего мужа полные слез глаза, спросила:

– Но почему же?..

– Ты все время изводишь меня своими придирками, ты изводишь меня тем, что всякий раз объясняешь, что я должен сделать, а чего – нет…

Неожиданно она подумала: «А ведь раньше он не был таким… Он был уравновешен, спокоен и ласков… Нет, это случилось только после того, как в нашем доме появилась эта облезлая крыса…»

Едва слышно всхлипнув, Скарлетт произнесла:

– Ты очень изменился, Ретт…

Тот пожал плечами.

– Люди, знаешь ли, меняются… Особенно – с возрастом.

– Но ты изменился просто до неузнаваемости… Знаешь, – продолжала она, – иногда я смотрю на тебя, слушаю тебя, и мне все время кажется, что передо мной – не тот самый Ретт Батлер, которого я так любила, а какой-то совершенно другой человек, которого я никогда раньше не видела, которого я не знала… Совершенно незнакомый мне человек…

Ретт слушал ее с полуулыбкой.

– Раньше?..

Скарлетт едва заметно кивнула.

– Да…

– Когда это – раньше?..

Минуту помедлив, она ответила:

– Совсем недавно…

Ретт, однако, поспешил уточнить:

– Раньше – это когда: год, два, три… Сорок лет назад?..

И тут, совершенно неожиданно для себя, Скарлетт ответила:

– Наверное, с месяц…

Ретт удивился:

– С месяц?..

Скарлетт, кивнув, произнесла:

– Наверное… Может быть, больше, может быть, меньше… Ты же знаешь, я никогда не занималась скрупулезными подсчетами…

Немного помедлив, будто бы что-то обдумывая, Ретт спросил:

– А почему месяц?..

Скарлетт немного замялась.

– С тех пор, как у нас в доме завелся этот зверек, – произнесла она, немного помедлив, – ты стал как будто бы сам не свой… Будто бы тебя кто-то подменил… Да, Ретт, ты ничем больше не интересуешься – ты забросил даже свой любимый антиквариат…

Ретт прищурился.

– Знаешь что… – Он на минуту замолчал, а потом, поднявшись, начал взад-вперед расхаживать по кабинету. – Да, в чем-то ты и права… Я действительно изменился. Как, впрочем, и ты, – поспешно добавил он. – Но ты совершенно неправа, когда говоришь, что меня будто бы ничего не интересует…

Скарлетт заметила:

– Ничего, кроме этого дурацкого горностая…

– Возможно. Но для меня этот зверек теперь заменяет целый мир… Ведь это тоже своего рода искусство… – задумчиво ответил Ретт. – Да, Скарлетт, раньше, когда я был молод, то часто задавал себе один и тот же вопрос…

Голос Ретта зазвучал неожиданно мягко.

– Какой же?..

Он продолжал:

– Ну, например, не дай Бог, случись в нашем доме пожар… Что бы я бросился спасать в первую очередь?..

Скарлетт, не задумываясь, ответила:

– Свои картины…

Ретт медленно покачал головой.

– Нет, ты неправа… Хотя, – спохватился он, – хотя, может быть раньше, я действительно бы бросился спасать свои гравюры, свою живопись, свои эстампы… Но это – раньше. А теперь…

Скарлетт почему-то насторожилась.

– Что – теперь?..

– Теперь мне кажется, что все это яйца выеденного не стоит… Я думаю, что, будь даже в моем доме знаменитая «Дама с горностаем» Леонардо, я бы наверняка бросился бы спасать этого зверька, – он бросил нежный взгляд в сторону грызуна, – а не картину…

Скарлетт просто не верила своим ушам…

Неужели это говорит Ретт – тот самый изощренный ценитель и знаток изящных искусств?..

Он, Ретт Батлер, бросился бы спасать из огня какого-то облезлого хомяка?..

(Скарлетт почему-то в последнее время мысленно постоянно обзывала горностая хомяком – так он был ей неприятен.)

Да, она не ошиблась – Ретт действительно изменился… Притом – далеко не в лучшую сторону.

Внимательно посмотрев на своего мужа, она спросила его: