Последние дни. Павшие кони - Брайан Эвенсон

Кляйн блуждал взглядом по комнате, пытаясь смотреть куда угодно, лишь бы не на Павла. Он покачал головой.

– Как хотите, друг Кляйн. Никого нельзя принуждать к вере. – Павел сел на тахту. – Мы спасли вашу жизнь, друг Кляйн. По меньшей мере вы должны нас выслушать.

– Как и Павел, – сказал Павел, кивая на Гуса, – начинал я в братстве. Я был одним из основателей, одним из первой группы, включавшей среди прочих Борхерта и Элайна, – полагаю, с обоими вы имели честь встретиться. Начиналось все с праздных фантазий, интереса к некоторым раннехристианским группам гностиков, затем последовало увлечение определенными отрывками Писания, затем – мысль, что наша рука действительно соблазняет нас и должна быть отброшена. Но переход от этого вывода к физическому избавлению от руки, пожалуй, объяснить несколько труднее. То были бурные времена, друг Кляйн, и, окажись среди нас хоть на одного желающего меньше или даже изменись немного атмосфера, – все могло бы повернуться иначе.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – спросил Кляйн.

– Имейте терпение, друг Кляйн. Но все случилось так, как должно было случиться, и потребовалось только лишь отъятие первой руки – к своему вечному стыду, признаюсь, не моей, – чтобы осознать: мы обнаружили нечто божественное, вдохновенное и глубокое. – Павел встал и прошел по комнате, наконец замерев перед портретом мужчины без лица. – Не успели мы прийти в себя, как вокруг начали собираться другие – общество людей, готовых пойти до конца, чтобы продемонстрировать веру. Вы удивитесь, мистер Кляйн, но было их немало. На мгновение мы были счастливы – все равны, создаем новое евангелие, чтобы приблизиться к Господу через самопожертвование.

– Прямо рай, – сказал Кляйн. Гус бросил на него резкий взгляд.

Павел только отвернулся от картины, улыбнулся:

– Но любому раю приходит конец. Даже однорукому.

– И чем кончился ваш?

– Наш? А как обычно, – он махнул культей.

– Они зашли слишком далеко, – сказал Гус.

– Да, – сказал Павел. – Как и говорит Павел, они зашли слишком далеко. Если потеря одного члена приближает к Богу, рассуждали они, то новые потери приближают еще больше.

– Меньше значит больше, – сказал Гус.

– Меньше значит больше, – подтвердил Павел. Снова сел. – И всё из этого вытекающее.

– Рамси был с этим согласен, – сказал Гус.

– Иерархия, осуждение людей с малым количеством ампутаций, кабала, фарисейство. Они стали черствыми, жадными. Как жаль.

– Но ты не смирился, – сказал Кляйн.

– О, я смирялся, – ответил Павел. – Сперва. Несмотря на сомнения, я отсек свою ступню.

– Правда? – сказал Гус с удивлением.

– Как видишь, друг Кляйн, это малоизвестно. – Он обернулся к Гусу. – Равно как ты, Павел. Я сделал то, что должен был сделать. – Он вернулся к Кляйну. – Или вы, друг Кляйн. Я хранил ампутацию в тайне, в ботинке, как вы свои пальцы. Я этим не горжусь, мистер Кляйн.

– А потом? – спросил Кляйн.

– А потом остальные начали распускаться всё больше и больше. Я оставался двойкой, а их ампутации росли в числе, и они отмежевались от меня. Наконец я собрал тех, кого смог, и ушел.

– Удивлен, что они позволили вам уйти.

– «Позволили» – пожалуй, не то слово, – ответил Павел. Он достал рубашку из-за пояса, потом потянулся, чтобы ее задрать. На левом боку Кляйн увидел четыре круглых рубца – пулевые ранения. – Как и вас, друг Кляйн, меня не желали отпускать. Не обрати я уже на свою сторону других, издох бы в канаве. Но мои товарищи приняли меня и исцелили, и теперь мы здесь.

– И теперь мы здесь, – повторил Кляйн.

– Но вы, мистер Кляйн, выбрались в одиночку и оставили им память о себе.

– Пожар, – сказал Гус.

– Огнь небесный, – добавил Павел. – Хотя они, конечно, вряд ли рассматривали его в таких категориях.

– Нет, не рассматривали, – сказал Гус.

– Но мы знаем, кто вы, – сказал Павел.

– Не оливковую ветвь вы принесли, но меч, – произнес Гус.

– Вас нельзя убить, – продолжил Павел. – Вы вернувшийся Сын Господень.

– Да вы шутите, – ответил Кляйн.

– Вовсе нет, друг Кляйн, – ответил Павел. – Мы знаем, что вы есмь Он.

– А я почему не знаю? – спросил Кляйн.

– В глубине души вы знаете, – сказал Павел. – Просто не позволяете чешуе спасть от глаз.

– Вы здесь с миссией, – сказал Гус.

– Да, – подтвердил Павел.

– И что же, – спросил Кляйн с опаской, – это за миссия?

– Разрушение, – сказал Павел, повышая голос. – Гнев Господень. Низриньте лжепророков. Бог желает, чтобы вы их изничтожили. Убейте их всех.

Гус и Павел никак не отставали, увещевали, умоляли выслушать. Кляйн не сбавлял шаг, бежал, как только мог. Открывались двери, высовывались головы Павлов, смотрели ему вслед.

Он дошел до развилки, свернул налево, добрался до второй развилки, свернул направо, сбежал по винтовой лестнице, скользя ладонью по лакированным перилам.

Тут и была дверь наружу, а перед ней стоял Павел, которого он ранее оглушил.

– Я бы хотел уйти, – сказал Кляйн, задыхаясь.

– Уйти? – спросил швейцар Павел. – Но зачем же, друг Кляйн, вы этого хотите?

– Откройте дверь немедленно.

– Разве мы не были радушны? – спросил Павел. – Быть может, это потому, что вы не Павел? Мне жаль это слышать. – Подняв руку, он повернулся к двери, помедлил, обернулся назад.

– А мой ключ у вас?

– Твой ключ? – переспросил Кляйн. – Ты о чем?

– От машины, – сказал Павел. – Которую мы вам одолжили.

– Друг Кляйн, – окликнул голос сзади. – Вы же не думаете нас покинуть?

Он обернулся – и там, выше, на лестнице, глядя вниз, стоял главный Павел, вместе с Гусом, а позади сгрудились еще десятки Павлов.

– Пожалуй, подумывал, – сказал Кляйн.

– Но вы же должны отдавать себе отчет, мистер Кляйн, что случившееся лишь раз повторится вновь. Они будут подстерегать вас, они найдут вас и убьют.

– Ты сам только что сказал, что меня нельзя убить.

Павел сошел еще на один пролет, пока остальные следовали за ним:

– Только пока вы следуете воле Божьей, друг Кляйн. Но даже Бог может быть нетерпелив. Вам известна притча об Ионе, друг Кляйн? Сколько китов, по-вашему, Бог ниспошлет, чтобы проглотить вас? Когда у Бога закончатся киты?

Он спустился до подножия и встал перед Кляйном.

– Сколько вы еще будете в бегах, мистер Кляйн? Неужели такую жизнь вы хотите прожить? Прислушиваться к звуку шагов, с замиранием сердца замечать на улице отсутствующую конечность? Как животное?