Ночь поцелуев - Элоиза Джеймс

— Подождите! — Кейт схватила крестную за руку. — Не хочу встречаться с ним в таком виде!

— А в каком же виде ты готова с ним встретиться? — Генриетта насмешливо вскинула брови.

— Только не в этом парике!

— Он намного лучше вчерашнего, — успокоила леди Роут. — Должна признать, что вишневый цвет тебе к лицу. К тому же насыщенные оттенки сейчас в моде.

— Нельзя ли подождать до тех пор, пока я снова не стану собой?

— Ни в коем случае, — отрезала благодетельница. — Данте того и гляди сделает предложение Эффи Старк, а ведь ей почти восемьдесят! Точнее, двадцать два.

— Но мне двадцать три! — в отчаянии воскликнула Кейт.

— О, прости, я забыла. Но она совсем сошла с ума: начала приставать к лорду Бекхему под столом, представляешь? И он ткнул ее вилкой. Нет, кажется, это она его ткнула. А потом Бекхем всем рассказывал, как подумал, что под стол забралась собака и начала грызть его брюки. Не хочу подпускать авантюристку к бедному Данте даже на пушечный выстрел!

— А я не хочу встречаться с вашим протеже до того, как приеду в Лондон.

Генриетта повернулась и пристально посмотрела на крестницу.

— Да, — потупилась мисс Долтри. — Надеюсь предстать перед мистером Данте в более убедительном образе.

— Он не мистер Данте, — обиженно поправила леди Роут. — Он Данте Эдвард Эстли, лорд Хатауэй.

— Дело в том, что моя грудь — вернее, ее восковая часть — медленно, но верно тает, потому что в парике ужасно жарко. К тому же не хочу показываться с собаками.

Генриетта окинула подопечную критическим взглядом.

— Да, ты и вправду вспотела. Даже вишневый цвет не спасает.

— Пойду в свою комнату, — решила Кейт. — Отдайте, пожалуйста, Коко.

— Не отдам, — неожиданно заупрямилась крестная. — Смотри, как важно она вышагивает. Сразу видно, что красавице больше нравится демонстрировать драгоценности, а не сидеть в четырех стенах.

Кейт опустила взгляд и обнаружила, что собачка горделиво семенит возле подола новой хозяйки, как будто понимает, как славно гармонируют блестящие камешки с полосатым шелком.

— Отошлите ее, как только наскучит.

— Вечером надень другой парик, — распорядилась крестная. — А я прикажу дьяволу Бервику, чтобы непременно посадил нас рядом с Данте. У тебя есть хоть один, которого можно не стыдиться?

— Нет, — честно призналась Кейт и горестно добавила: — Волосы — единственное мое достоинство. Пожалуйста, позвольте познакомиться с лордом Хатауэем без маскарада, в собственном обличье!

— Волосы — единственное достоинство? — презрительно переспросила Генриетта. — Взгляни на Коко!

Кейт послушно посмотрела вниз.

— Невозможно представить более тщеславное и самоуверенное создание, а в результате малышка действительно неотразима. Никто не посмеет с пренебрежением отнестись к ее прелестям. Как по-твоему, она тоже считает, что обладает одним-единственным достоинством? А ты… если убедишь себя в том, что, кроме волос, ничего не имеешь, значит, так оно и будет. Среди прочего — все перечислять просто некогда — у тебя потрясающие глаза — точно такие же, как у Виктора. У него была грива роскошных светлых волос, совсем как у льва, и зеленые глаза. Да, он был настоящий красавец!

— Виктория положила в чемодан светло-зеленый парик. Пожалуй, он больше подойдет к глазам, чем вишневый, — устало вздохнула Кейт.

— Вот его и надень. Я поговорю с Бервиком, а ты тем временем соберись с духом. Данте уже созрел. Не хочу, чтобы Эффи сорвала сочный плод раньше тебя.

Гейбриел впал в крайнее раздражение. Пошел поприветствовать леди Дагобер, а вырваться из плотного кольца дам смог лишь после того, как одна молодая особа едва не бросилась на глазах у всех ему в объятия. Она так добросовестно напудрилась, что на белом лице живыми остались лишь глаза — черные как угли и пылающие нескрываемым вожделением.

Спастись удалось, лишь схватив за руку проходившего мимо мистера Тулуза и притворившись его лучшим другом.

— Это мисс Эмили Джилл, — пояснил всезнающий джентльмен. — Не стоит обижаться на бедняжку: склонность к материальным ценностям досталась ей от отца, а челюсти — от матери.

— Честно говоря, на челюсти я даже не обратил внимания, — признался принц, поспешно унося ноги. — Зато глаза такие страшные, что едва не свалился в озеро.

— В прошлом году мисс Джилл нацелилась на меня, — жизнерадостно сообщил Тулуз, — а отстала только после того, как я заявил, что намерен завещать все свои деньги добродетельным беднякам.

— А у вас есть деньги? — уточнил Гейбриел.

— Да. Большая удача, не так ли? Пока, правда, не очень много, но со временем стану виконтом, хотя искренне желаю папочке дожить до ста лет. Это обстоятельство и привлекает к моей скромной персоне внимание алчных дам: они смотрят и видят не человека, а кучу золотых дукатов. Ну а в вашем случае золотые дукаты украшены короной, так что советую неустанно держать оборону — во всяком случае, до тех пор, пока не женитесь на своей русской красавице.

— Не видели мисс Долтри?

— Видел. Скрылась в лабиринте в обществе леди Роут. Должен признаться, что искренне симпатизирую Генри. Конечно, супруга нашего добрейшего Леоминстера невыразимо вульгарна, но это та вульгарность, которую ожидаешь от королевы. Жаль; была бы лет на двадцать моложе, могла бы стать превосходной принцессой.

— Пойдемте в лабиринт, — распорядился Гейбриел.

Тулуз поднял бровь.

— О, только избавьте от остроумных комментариев! — зарычал принц. — В этом замке каждый считает своим долгом изречь что-нибудь необыкновенное.

— Не могут же наши дамы молчать. Они только и делают, что изрекают жеманные банальности, — парировал Тулуз и послушно свернул к живой изгороди.

Именно в этом и кроется секрет редкой привлекательности Кейт, подумал принц. Ее нельзя назвать ни сладкой, ни жеманной, ни даже чрезвычайно хорошенькой, особенно в этом нелепом парике. Да и вообще она мало похожа на леди.

Так зачем же он пытается ее разыскать и даже лезет в лабиринт? Уж не для того ли, чтобы сделать своей любовницей?

Стать любовницей она ни за что не согласится. Слишком энергична, откровенна и остра на язык и ни за что не согласится поселиться в уютном сельском домике на правах содержанки. И все же Гейбриел отчетливо представлял, как приезжает, спрыгивает с коня, бегом поднимается на крыльцо и бросается в спальню…

К середине лабиринта он подлетел так стремительно, что оставил спутника далеко позади. Однако на залитой солнцем укромной полянке никого не оказалось — лишь мирно журчал фонтан. Вода струилась из открытых ртов морских коньков, хороводом расположившихся по краю мраморной чаши.