Таллиннский переход - Игорь Львович Бунич

Пантелеева встрепенуться. Докладывал комендант острова Аэгна: противник прорвался на полуостров Вирмси. Адмиралу не было нужды смотреть на карту — это означало, что немцы уже вышли на берег Таллиннской бухты...

24 августа 1941, 21:40

«Военному совету КБФ. Секретно. Шифр комфлота.

24.08.1941. НКВМФ. Москва. 19:45 Под вашу личную, строжайшую ответственность, повторяю, строжайшую ответственность, обеспечить безопасный вывод из Таллинна крейсера «Киров» и наиболее ценных в боевом отношении кораблей. ГКО считает необходимым продолжение обороны. Санкцию на эвакуацию должен дать главком Северо-западного направления. Кузнецов.

Передано по ВЧ через штаб ЛВО. Принята штабом КБФ 21:27».

Ни Трибуц, ни Пантелеев не нуждались в разъяснении, что означают слова «под вашу личную, строжайшую ответственность», дважды повторенные наркомом в столь короткой радиограмме. Опыт у адмиралов был уже достаточным для того, чтобы понять — в случае невыполнения этого указания, явно исходящего от самого Сталина, их ждет расстрел на месте. Но если в этом отношении разъяснения были не нужны, то все остальное содержание радиограммы нуждалось в обдумывании. Ясно, что нарком докладывал Сталину, и тот не разрешил начать эвакуацию, сославшись на мнение командования Северо-западным направлением. В то же время Сталин, видимо, приказал убрать из Таллинна боевые корабли и, в первую очередь, «Киров». Но как это сделать?

Если немедленно отдать приказ о выводе в Кронштадт «Кирова», новых эсминцев и лодок, то оборона города немедленно лопнет, как тухлое яйцо под сапогом. Только артиллерия кораблей сдерживает немецкое наступление. Но если боевые корабли, оставшись почти с третью своего штатного экипажа, могут вести огонь с рейдов, то для перехода в 200 миль до Кронштадта через минные поля, через зоны действия надводных кораблей, подводных лодок, авиации и береговых батарей противника им нужно вернуть экипажи, уже задействованные в боях на сухопутном фронте. Как обеспечить их вывод? Если начать отзывать матросов и офицеров с сухопутного фронта, все станет ясно, и в войсках, которые и так держатся из последних сил, начнётся паника. Все рухнет, и противник, прорвавшись к гаваням, не даст возможности уйти из Таллинна даже ни одному катеру. Что делать?

Кроме того, в радиограмме наркома не сказано, должен ли штаб КБФ уходить с кораблями или он должен разделить судьбу гарнизона. Хотя слова «под вашу личную строжайшую ответственность», помимо всего прочего, предполагают, что командование флотом должно уходить вместе с кораблями. Это в общем-то логично. Передать руководство обороной командованию X корпуса, составить мощный ордер вокруг «Кирова», бросить в прорыв все тральщики и уходить. Это, конечно, печально, но приказ — есть приказ. Но есть ли такой приказ?

Радиограмма наркома конкретно указывает только «Киров». Это и понятно — любимый корабль товарища Сталина. Если перестараться, их обвинят в паникёрстве, в сдаче города немцам, а то и в дезертирстве. Но в любом случае, на корабли нужно вернуть экипажи, провести обширные тральные работы, обеспечить авиацию прикрытия.

А что означает «наиболее ценные в боевом отношении корабли»?

Означает ли это только военные корабли? А транспорты, буксиры, гидрографы, плавбазы и прочие суда, без которых немыслимо существование военного флота? Их можно бросить в Таллинне или нельзя?

О людях и говорить нечего. Ясно, что их предполагается бросить на милость победителей. Хотя об этом ничего не сказано в радиограмме. Обсуждение радиограммы наркома, которую оживленно вели Трибуц и Пантелеев, так как присутствующий на совещании контр-адмирал Смирнов предпочитал отмалчиваться (упаси Бог, еще не то скажешь: ведь о приказе самого товарища Сталина речь), было прервано приходом капитана 1-го ранга Питерского, молча положившего перед адмиралом Пантелеевым бланк другой расшифрованной радиограммы. Это было донесение старшего лейтенанта Радченко с «Аэгны». Пробежав глазами донесение командира плавбазы, Пантелеев передал его Трибуцу. Тот прочел ее и передал Смирнову. «Энгельс» и танкер №11 погибли. Были ли они «наиболее ценными в боевом отношении кораблями»? Как они погибли? Какова судьба «Жданова» и «Даугавы»? Почему конвой возглавляет Радченко? На все эти вопросы пока не было ответов, но это все выяснится в самом ближайшем будущем. Это — не неясности в радиограмме наркома ВМФ. Здесь почти все ясно — вот что ждет на переходе и более, и менее ценные в боевом отношении корабли. Что же все-таки делать?!

«Делать нечего, - подвёл итог совещания адмирал Трибуц. — Нужно выбить у Ворошилова приказ на эвакуацию. Составьте, Юрий Александрович, такое донесение, чтобы они там, наконец, поняли: еще немножко промедлим и погибнет все: и гарнизон, и город, и флот, и мы с вами».

Адмирал Пантелеев кивнул головой. Он был совершенно согласен с командующим. Единственный выход — эвакуация. Адмирал Смирнов продолжал молчать.

24 августа 1941, 22:20

Откинувшись на заднем сидении «эмки», адмирал Трибуц ехал по безлюдному Таллинну, выглядевшему еще более мрачно в надвигавшихся сумерках. Армейские и флотские патрули. Сгоревшие и разрушенные дома, выбитые стекла, пустые глазницы окон. Порывистый ветер трепал на обгоревших стенах пожелтевшие плакаты, призывы коменданта. Навстречу шли машины и повозки с ранеными. Раненые, раненые, раненые... Они брели, опираясь на самодельные костыли, держась за стенки, бледные, почти потерявшие человеческий облик, перевязанные кто чем, а то и просто зажимая раны руками, из-под которых брызгала кровь.

Адмирал ехал на КП командующего ПВО КБФ, генерала Зашихина, расположенный вблизи памятника морякам с эсминцев «Автроил» и «Спартак», которые в далеком 1919 году, пытаясь бомбардировать Ревель, сами попали в расставленную англичанами ловушку и были захвачены в плен. У самого КП Зашихина — окопы переднего края, наполненные еще живыми моряками. Заросшие лица, воспаленные глаза, угрюмые взгляды, уже лишенные надежды, что начальство предпримет что- либо для их спасения. И раненые, кругом раненые, лежащие прямо на земле...

Выйдя из машины, адмирал смотрел на все это красными от бессонницы глазами. Он смотрел на раненых, но думал не о них. Он думал о крейсере «Киров», от судьбы которого уже зависела не просто его карьера, а его жизнь. Это ведь просто чудо, что немцы еще не утопили крейсер. Но ведь это может произойти в любую минуту и завтра, и сегодня, и... С места, где находился КП генерала Зашихина, хорошо был виден залив и стоявшая на рейде армада кораблей. Вот он, «Киров», ощетинившись орудиями, маневрирует, уклоняясь от прицельного огня вражеской артиллерии. По воде стелется густой шлейф дымзавесы, а ветер доносит сюда взрывы тяжелых снарядов. Медленно оседают султаны вздыбленной воды. В любую минуту не этим, так следующим залпом немецкие артиллеристы накроют «Киров» и тогда...

Выслушав рапорт Зашихина, Трибуц