Где-то на краю света - Татьяна Устинова

Ромка Литвиненко, матрос-обманщик, а на самом деле директор радиостанции «Пурга», сказал, чтобы Лиля не волновалась. Чтоб она даже не думала волноваться ни о чем! Подумаешь, ненормальный позвонил! Мало ли их, ненормальных, звонит! Каждый день по сто раз! Правда, Олег?

Вид у него при этом был странный, Лиле в глаза он старался не смотреть, и Алена прошла в студию, даже не взглянув на нее. И народ не выскакивал в коридор, не отирался возле кофейного аппарата, не ловил каждое ее слово. Тихо было и пустынно, как в выходной день.

Что-то необъяснимое творилось на радиостанции.

– Проводишь, да? Только… как следует, – велел Роман Преображенцеву, – и возвращайся, надо поговорить.

– Может, все вместе поговорим? – предложила Лиля, понимая, что все дело в ней и в этом странном звонке.

– Вместе мы потом поговорим. Не сейчас, – отрезал Роман. – Ты, главное, не переживай ни о чем!

Преображенцев был мрачен. Лиля, сопя, напяливала кухлянку, а он стоял и смотрел, как она напяливает.

– Что? – спросила она раздраженно, с горем пополам просунув руки в негнущиеся рукава. – Что ты смотришь?!

– Ничего, – быстро сказал Олег. – Где твоя сумка? Бери и поедем!

Тут выяснилось, что сумки нет.

Лиля посмотрела в кресле, посмотрела под столом, выдвинула все ящики – они были пусты и двигались в пазах с легким канцелярским стуком. На вешалке сумки не оказалось тоже. И возле кофейного аппарата. И возле принтера!

– Может, я без нее пришла?

Лиля еще раз выдвинула ящики, один за другим. Ей очень хотелось, чтобы сумка как-нибудь очутилась в ящике, больше всего на свете!

– Ты не могла без нее прийти. Ты паспорт Богданычу показывала, а он у тебя в сумке. Лиля, сумку нужно найти! Где ты ее оставила, вспоминай!

Вокруг них закручивался водоворот беспокойства, расходился кругами по коридору и комнатам, и вскоре вся радиостанция искала Лилину сумку. Музыкальный редактор Настя даже в туалет зашла и там посмотрела, а следом за ней Преображенцев зашел и тоже стал искать. Был он мрачнее тучи, и его мрачность почему-то нервировала Лилю гораздо сильнее, чем пропажа.

Хотя случилась катастрофа – худшее из всего, что могло случиться! Она осталась на чужой планете без денег, документов, кредитных карточек, телефона со всеми номерами и фотографиями! Даже ключ от квартиры на улице Отке пропал вместе с сумкой, даже блокнотик, где они с Кириллом во время муторных совещаний иногда писали друг другу смешные записочки!

– Ром, чего делать-то будем?

Директор пожал матросскими плечами. Сотрудники продолжали вяло заглядывать в углы и зачем-то приподнимать стопки бумаг со столов. Настя одну за другой снимала с вешалки тяжелые меховые одежды, осматривала каждую и складывала на специально притащенный стул. Уже целый стог возвышался на стуле, угрожая завалиться.

– Специалистов вызывать, чего, чего!.. Обыск будем делать!

При этом слове все замерло вокруг, как будто заледенело. Грянувшая тишина была поразительной и абсолютной. Только непонятно, откуда проникала в нее далекая музыка.

– Подождите, – внутри тишины медленно сказала Лиля. Слова моментально замерзали и падали, как шарики. – Нужно съездить домой. Вдруг я ее все-таки там забыла?

Она не могла ее забыть, все правильно сказал Преображенцев. Но ей требовалось кое-что срочно выяснить, а сделать это на радиостанции невозможно, да еще если сейчас сюда нагрянет синий «Форд» с людьми в погонах!

– Плохо дело. – Слова Преображенцева тоже упали и покатились. – Плохо, Рома.

Директор ничего не ответил, а Лиле вдруг показалось страшно важным как-то разбить ледяную тишину. Сейчас же, сию минуту! Это было гораздо важнее, чем найти чертову сумку и пропавшую вместе с ней жизнь.

– Мужики, – очень громко сказала Лиля. Она никогда не обращалась так ни к кому, тем более к малознакомым! – Мужики, что вы панику поднимаете раньше времени?!

Тишина не дрогнула, не поддалась.

– Сейчас дома посмотрим. Я никогда ничего не помню, меня все за это ругают! Может, у меня паспорт в кармане был, и я его сунула куда-нибудь! А сумка дома осталась! Слышите?!

Директор кивнул.

Самое главное – они не смотрели на нее и друг на друга не смотрели, и в этом и заключалась главная беда.

Что-то на самом деле случилось. Что-то… серьезное. Сумка ни при чем.

В полной тишине, с которой так и не удалось ничего поделать, Лиля взяла Преображенцева за руку и потянула к двери.

Метель не унималась, и Лиля, судорожно зевая – вдруг какая-то нервная зевота на нее напала! – представила себе Арктическое побережье до самой макушки, до Северного полюса, и везде метель, снег и ветер, и ни одного проблеска солнца, и ни клочка неба, и никаких красок, кроме графитовых, бело-серо-черных, и что-то страшное, необъяснимое творилось внутри этой метели.

Они залезли в джип, одновременно захлопнули дверцы и разом повернулись к окнам, каждый к своему.

Тишина залезла в салон вместе с ними.

Не глядя, Лиля пошарила рукой и включила приемник.

– В эфире радио «Пурга», полдевятого вечера в Анадыре, с вами, как всегда в это время, Алена Долинская…

– Что вас всех так напугало? – спросила Лиля, рассматривая стекло, которое постепенно запотевало от ее дыхания.

– У нас никогда ничего не пропадает. А тут вдруг…

– Не ври, Олег. Ты должен сказать. Что необычного было в этом звонке? Мне нужно знать.

– Надо сумку твою найти. Без документов даже на транспортный борт не возьмут! А тебе бы… улететь. Чем быстрее, тем лучше.

– Олег, что ужасного сказал тот человек?

– Не могла ты без нее прийти! На самом деле нужно радиостанцию обыскивать. И людей.

Лиля помолчала. Тишина уплотнилась настолько, что теперь ощутимо давила на уши.

– Ну, хорошо, – наконец сказала она. – Не хочешь – не надо. Отвези меня домой, я на всякий случай там посмотрю, а потом вернемся на работу, и пусть будет обыск. Только мы ничего не найдем, и ты об этом знаешь.

Преображенцев тронул машину с места. Лиля прибавила громкость в приемнике, но тишина даже не потеснилась.

– Эфиры пишутся в архивные файлы?

– Конечно.

– Я вернусь и послушаю. Может, сама разберусь.

– Тебе не стоит ни в чем разбираться.

– Ах, вот как!..

– Нужно найти… вещи и документы, дождаться погоды и улететь на материк.

– Я так и сделаю.

Она наклонилась вперед, почти уткнувшись в панель, зажала уши руками – радио «Пурга», гремевшее в салоне, мешало ей, но тишина мешала еще больше – и стала вспоминать каждое слово. Каждую интонацию. Каждое мгновение того звонка.