Библия улиток - Евгения Мелемина

Я завороженно наблюдал, как ложатся теплые блики на его бока и руки, как остывает корпус, все такой же непроницаемый и черный.

– Пилот, лля?

– Пилот, – ответил я, не отрывая взгляда от «Тройни».

– Погляди там… чо там… как там. Правильно все?

Пришлось лезть наверх по узенькой винтовой лестнице. Мимо проплывали удивленные пухлые лица, начертанные на стенах неизвестными гениями прошлых лет. Я долез до площадки, с которой неплохо было видно кабину.

– Корпус сними!

«Сайлент» еле заметно шевельнулся.

Это движение – не движение его пилота. Это реакция «Тройни» на мой голос. Теплая волна побежала по моим рукам и вискам. Как же приятно снова увидеться.

– Снимай крышку!

«Тройня» помог пилоту справиться. Я отличал его инициативу от чужой и видел, как он старается.

Корпус, который мы обычно называли крышкой, не опустился степенно, а отскочил, будто действительно крышка на какой-то банке с просроченной фасолью. Внизу раздались испуганные возгласы.

– Все хорошо! – крикнул я туда. – Ниже не упадет. Теперь кабину. Только медленно, осторожно и медленно.

Кабина выдвинулась спустя пять минут. Я ждал, пока она отходила от тканей «сайлента», отсоединяясь от длинных нервных узлов и переплетений его большого, сложного мозга.

«Тройня» выдвинул ее бережно, но связей не распустил. Сквозь лиловую вязкую массу виднелись подрагивающие живые соединения.

Мембрана люка лопнула, и меня обдало запахом горячего мяса и рвоты.

Не найдя биокороба, «сайлент» сделал то, что смог сделать – он вскрыл спину Сантаны, взломал ему ребра и подсоединился напрямую. Повязки на глазах Сантаны не было. Он смотрел вниз совершенно белыми глазами с лиловыми пятнами зрачков. Черные волосы расползлись по обожженным плечам, руки повисли. Его как-то странно согнуло, будто старый мостик – грудь вмялась и стала похожей на прогнившую доску, живот посинел и покрылся крапчатой сетью вен.

Я прыгнул. Снизу опять раздались возгласы, на этот раз восхищенные, будто я продал билеты и устроил цирк, а не пытался попасть в кабину здоровенной махины.

Не знаю, может, святые на стенах поддержали меня, может, я все еще ловкий и сильный, но я не свалился вниз, не шмякнулся на синдромеров и не разбрызгал свои мозги. Я вцепился в край кабины, потом в приятную на ощупь, чуть замшевую перегородку и вскарабкался внутрь. Места почти не было. Я стоял на самом краю, и вздумай Сантана дернуться, он легко мог бы сбросить меня вниз.

Но он не дергался. Он был весь перемазан кровью и желчью. Руки, закованные в мягкую ткань перчаток, он держал опущенными.

– Сантана, – позвал я. – Ты здесь?

Он молчал.

– Ээй! – заорал я, надеясь, что кто-то меня услышит. – Принесите воду и… и выпить!!!

– А ты кто? – донесся снизу хриплый голос.

– Я доктор!

Вот мы и поменялись местами.

Мне принесли и воду, и выпить. Воду – тепловатую, в полиэтиленовом пакетике, выпить – в бутылке толстенного зеленого стекла.

Я намочил край своей футболки водой и протер Сантану: плечи и руки, грудь и лицо. Смочил ему губы, надеясь, что он как-то обозначит, что хочет пить, но он не шевельнулся.

Тогда я стал пить сам.

Стоя в раскрытой кабине, как птенец в скорлупке взломанного яйца, я пил вино на высоте в несколько десятков метров. Вокруг глядели укоризненные нарисованные лица, остывающий «сайлент» тихонько потрескивал, но не отпускал Сантану, и я знал, почему: стоит только нарушить связи, и мне на руки шлепнется отличный вскрытый труп.

«Тройня» держал жизнь Сантаны. И я ее держал.

Потому что не мог его убить, хотя обязан был это сделать.

(Не убивай.)

Утро было неожиданно красивым. Сквозь разноцветные стеклышки витражей пробивалось нежно окрашенное солнце. Синие и зеленые блики красили белую лестницу. На лики и лица свет падал иначе – золотым теплым сиянием. Я с интересом потрогал щечку ближайшего пухлого младенца – теплая. Стены согревались солнцем, и все здание, показавшееся мне вчера таким нелепым, ожило.

«Сайлент» стоял, по-прежнему опустив руки. Он втянул кабину внутрь и прикрыл корпус.

– Ты не виноват, – сказал я ему, погладил то, до чего смог дотянуться и пошел вниз за умыванием и разъяснениями.

Историю Сантаны я мысленно завернул в конвертик и положил на полочку рядом с воспоминаниями об Убийстве-у-Стены. Не поймите меня неправильно, но я не готов страдать дольше одного часа. Мне слишком больно – за всех, за каждого, а выхода нет – я не способен даже на самоубийство.

Стадо, сказал Командор в первую нашу встречу. Вы стадо. Овцам не позволено распоряжаться своей жизнью. Они нужны для другого.

Синдромеры опять попрятались. В первый раз, когда мы шли с Демом, мне показалось, что они убираются под землю, но оказалось, если присмотреться – они везде. Они мастерски обкладываются кусками штукатурки, лоскутами газет, ржавыми кастрюлями и тряпками. Они похожи на мусорные кучи, а мусорные кучи похожи на них – я два раза разгребал такую в поисках синдромера и не находил ничего, кроме подложенного кусочка черной ткани.

В общем, они спали, а я выкапывал их и будил.

– Где лидер клана?

– Никто не знает, где лидер клана…

– Как зовут лидера клана?..

– Никто не знает, как зовут лидера клана…

– Лидер клана существует?

– Никто не знает…

– А есть заместитель?

– Есть, – внезапно ответил мне сонный синдромер с косым шрамом через все лицо. – Поищи старину Эдда.

Он повалился назад и засопел, но на синдромерах не было табличек вроде «дружище Джо» или «старина Эдд», поэтому мне пришлось его еще раз тряхнуть и спросить:

– Как он выглядит?

– Без руки, – сказал синдромер и зарылся в мусор поглубже.

Когда я отходил от него, то уже не мог разобрать, где его ложе, а где просто навалены битые кирпичи.

В поисках старины Эдда я провел час. Я перерыл весь мусор в районе двух кварталов и вскоре перестал находить в мусоре синдромеров – они успели повылезать и теперь смотрели на меня с любопытством.

– Ищешь кого, лля? – спросил тот самый соня с косым шрамом. Он уже нацепил шлем и выглядел осмысленным и грозным.

– Старину Эдда, – раздраженно ответил я.

– А он не тут, – пояснил синдромер. – Он ночует в Капкане.

Я не выдержал.

– Слушай, косой. Я пилот. Я могу влезть вон в ту штуку, – я показал на церковный шпиль, – влезть в нее и наступить на тебя большой ногой.

– Да, – согласился синдромер. – Можешь. Старина Эдд еще вчера сказал, что пилотам можно все. Что попросят – все давать, и все приказы исполнять.