Наследница дворянского гнезда - Марина Серова

Юля Мурзина работала терапевтом в городской поликлинике, до нее тоже могли доходить слухи о существовании подобного заведения.

– Не слишком ли много заданий? – попытался возмутиться Ариша. – Может, возьмешь Курбатова на себя?

– Нетушки, – не согласилась я, – он начнет подозревать меня в том, что я опять в работе, еще и сотрудника своего приставит. А я не хочу, чтобы мне снова связали руки. Тебя же он уважает как мудрого старца и отца своего друга, тебя он ни в чем подозревать не будет. В крайнем случае, признаешься, что беспокоишься за мое душевное состояние и подыскиваешь дорогую психушку с крепкими воротами и надежной охраной.

Дед фыркнул и довольно заулыбался:

– Думаю, что в этом случае он будет землю рыть, лишь бы оказать мне эту мелкую услугу. Многие жители этого города мечтают хотя бы на недельку заточить тебя за высокий забор.

– Не дождетесь, – хмыкнула я, довольная результатами переговоров.

Мне действительно не очень-то хотелось иметь дело с Курбатовым. Я его, конечно, люблю, но уж больно взгляд у него проницательный. И врать другу отца труднее, чем какой-то истеричной бабе с огромной нижней губой.

* * *

А искали мы действительно психбольницу. Письмо, адресованное подруге Ирины, было наскоро накарябано на обрывке серой туалетной бумаги. Это было даже не письмо в обычном его понимании, а просто какая-то записка, переданная из застенков гестапо, или малява, как называют ее уголовники. Записка была от Ирины. Она писала, что ее насильно держат в закрытой психлечебнице где-то за городом. К сожалению, она не могла указать ни направления, ни приблизительного километража, ее насильно посадил в машину какой-то парень в черной кожаной куртке, почти сразу ей надели мешок на голову, больше она ничего не помнила. Ирина очень просила подругу помочь.

Видимо, каким-то образом ей удалось отправить письмо через сотрудников больницы либо через выписывающегося пациента. Хотя какие уж выписки в подобном заведении. Я много слышала о них и раньше, просто мне казалось, что частные психлечебницы кучкуются возле мегаполисов, в которых достаточно обеспеченных людей, желающих полузаконным способом избавиться от ненужных родственников.

Законный вопрос: что делать мне в этой ситуации? До последнего момента я считала Ирину скорее врагом, чем союзником. И все-таки никаких сомнений не возникало: женщину надо вытаскивать из этого «санатория». Во-первых, потому, что она об этом просит. Во-вторых, потому, что она мне нужна. И, в-третьих, потому, что вытащить здравомыслящего человека из психушки – дело совести каждого порядочного авантюриста, коим я и являлась.

Потом будем разбираться, кто, за что и под каким благовидным предлогом упрятал ее туда, а если разберусь и пойму, что упрятали за дело, – верну в целости и сохранности. Меньше надо будет голову ломать по поводу, что с ней делать после того, как я докажу ее причастность к гибели Лепнина и истории с исчезновением завещания.

У меня не было терпения дожидаться каких-то сведений от Ариши, поэтому я сама немедленно отправилась на встречу с Мурзиной. Юля поковырялась в памяти и вспомнила, что недалеко от Горовска действительно расположен частный санаторий, в котором, по слухам, лечат и реабилитируют пациентов с расстроенной психикой. До нее доходили и другие слухи, но конкретного ничего она рассказать мне не могла. Уже хорошо, я знаю, где примерно держат Ирину. Ариша подтвердил и дополнил добытые мной сведения. Теперь я точно знала, где располагается психушка, знала, что обслуживают ее несколько врачей из Горовска, работающих в смену, а низший персонал набран из небольшой деревни Мулловки, расположенной рядом.

Охрана тоже из города, ее предоставляет одно из охранных агентств. Это плохо, дедуля на «вертушке» меня бы вполне устроил. Интересно, насколько высок режим секретности этой юдоли печали и страха? Проверим чуть позже. Сначала произведем разведку на месте. Вероятнее всего, мне потребуется помощь мужчины, хотя бы и Васи. Надо сказать, чтобы заканчивали возню с сантехником Вовой, впереди более серьезные дела, и помощники мне могут понадобиться в любой момент.

– С Вовой все в порядке, – отрапортовал мне Вася, – сегодня всю ночь кино смотрел.

– Какое кино? О чем ты?

– Про войну и немцев. Сначала Люська полдня просидела на лестничном пролете этажом выше с голубым шариком. Как только эта морда рискнула из квартиры нос высунуть, Люська в шарик иголкой-то и ткнула. Ой, и бабахнуло!

Да уж, в гулкой акустике подъезда звук лопнувшего шарика вполне мог сойти за грохот выстрела. Это рядовой обыватель скорее выстрел примет за бытовой хлопок, а напуганный до полусмерти Вова с нечистой совестью любого щелчка испугается.

– Потом мы заметили, что у него штор нет, так мы с Люсей на чердак соседнего дома забрались и всю ночь лазерной указкой его по комнате гоняли. Будто это прицел снайперской винтовки. Кажется, он в ванной потом догадался укрыться. Я слышал, что при взрывах и землетрясениях ванная – самое лучшее место. Плита сверху накроет и лежи себе, как в гробике, жди, когда тебя спасатели откопают. Только вот не знаю, почему не советуют при пожарах в ванной лежать? Налил себе воды и плавай. Или, думаешь, вода быстро закипеть может?

Я знала, что если хотя бы одной фразой поддержать поток Васиной речи, то диспут может затянуться надолго. Поэтому на его измышления ничего не ответила, просто предупредила, чтобы быстрее завершали начатое. Кажется, он немного расстроился. Эта незатейливая партизанская война с Вовой начинала ему нравиться.

Я же нахлобучила первый попавшийся парик, нацепила на нос большие солнечные очки, взяла в прокате подержанную «девятку» и поехала к психушке, в которой содержали Ирину. Располагалась она приблизительно в трех километрах от села Мулловка, а сама Мулловка – в сорока километрах от Горовска. В случаях, когда мой мини-купер могли «запеленговать», я предпочитала брать машину в прокате, все-таки так на меня будет сложнее выйти. И брала ее, к слову, на «левый» паспорт.

Хотя одним из моих методов был метод, который Ариша называл «переть на рожон», сегодня я решила лишний раз не рисоваться перед камерами возле въезда в лечебницу, а что они там были, я допускала. И даже не сомневалась. Поэтому заехала в деревню и у первого встречного мужика поинтересовалась, кто в селе может продать мне картошку. Пошерудив пятерней в затылке, мужик неопределенно махнул в сторону нескольких домов, и, не добившись более внятного ответа, я постучалась в калитку первого. За забором затявкала черная собачонка, и спустя время вышла немолодая женщина в ярком велюровом халате на молнии.

– Тетушка, молоко продаете? – сменила я первоначальную версию.

Хороша бы я была, если бы действительно приволокла домой мешок картохи. Банка молока как-то компактнее.

– И молоко, и творог, и масло, и ряженку, – неожиданно для меня согласилась она, – проходи, дочка.

Я не заставила себя уговаривать, прошла в дом. Но в доме принципиально стояла на своем: мне нужно только молоко. Торговля, видимо, шла не так уж и бойко, и хозяйка стала уговаривать продегустировать меня несколько видов продукции. В доме было чистенько, хозяйка внушала доверие, мне же просто необходим был повод для того, чтобы завязать разговор. Отчего же не попробовать? Скоро передо мной появилась миска зернистого творога, намешанного с сахаром и сливками, ломоть ноздреватого мягкого белого хлеба с намазанным на него желтоватым маслом, стакан с розовой ряженкой. Это называется «попробовать»? Я нерешительно опустила ложку в миску и на время забыла, зачем я сюда пришла. Интересно, то, что я ела раньше, тоже называлось творогом? Совершенно другой продукт!