Галльские ведьмы - Пол Андерсон

Охота продолжалась недолго. Мерин Грациллония быстро выдохся. Олень изменил направление и исчез за деревьями. Грациллоний последовал за ним.

Разумеется, все тщетно. Он не стал гнать коня, чтобы тот случайно не споткнулся о корни деревьев и не подвернул ногу. Слева возвышались каменоломни, вокруг открывался великолепный вид. Грациллоний остановился и выругался. Его взмыленный конь выдохся и тяжело дышал.

Грациллоний выругался не со зла. На самом деле он не собирался убивать свою жертву. Это был вызов, не поддаться на который он не мог, к тому же он любил быструю езду. Но пора было выбираться из леса.

Проехав некоторое расстояние, он понял, что давно должен был выехать на дорогу. Как он мог ее не заметить? Куда бы он ни посмотрел, везде было одно и то же. Легкий туман обволакивал небо, застилая солнце. Он искал не прямую дорогу к Риму, а извилистую тропинку, на которой, без сомнения, остались его следы. Он бродил несколько часов, надеясь случайно на нее наткнуться.

Теперь он выругался от всего сердца. В нем начала закипать ярость. Ему подумалось, что последние несколько лет он учился держать себя в руках, обуздывая свой вспыльчивый характер, который, бывало, приводил к совершенно ненужным ссорам. Очевидно, ему не удалось окончательно подавить в себе это качество; он загнал его далеко вглубь себя, и оно только ждало случая, чтобы выплеснуться наружу.

— Я заблудился, выслеживая оленя, словно разбойник в народной сказке, — бормотал он. — Но ее конец я никогда не узнаю.

Если бы он мог вернуться до темноты, он бы никому не признался в том, что с ним произошло… Внимательно посмотрев на небо, вспомнив, какой был день и год, он определил, в какой стороне находится юг. Стегир наверняка где-то поблизости. Если ему удастся до него добраться, по нему можно будет дойти до Одиты.

Поиски продолжались долго. В лесу изредка появлялся просвет. Ему часто приходилось пробираться сквозь кусты, перебираться через поваленные деревья и лужи. Когда наконец он добрался до реки, идти дальше уже не было сил.

Солнце скрылось. На землю спустились темнота и холод. Ночь застигла его врасплох. Бороться с ней бессмысленно. Лучше остановиться, по возможности устроиться удобнее и дождаться рассвета. В животе у него заурчало. Он давно не ел, с собой у него были только кусок хлеба и немного сыра.

Сквозь заросли доносилось журчание Стегира. Перебравшись через него, он неожиданно натолкнулся на хижину. От нее вела узкая, но расчищенная тропинка; у Грациллония не оставалось сомнений, что она выведет на дорогу. Его охватила радость. Не придется ночевать в лесу, у него будет крыша над головой, а утром он тронется в путь. Он отпустил поводья и спешился. От усталости несчастное животное едва держалось на ногах.

Хижина оказалась крошечной, с остроконечной соломенной крышей, стены были сделаны из прутьев, обмазаны глиной и утыканы мхом. То место, где должна была быть дверь, было завешено шкурой. У пиктов он видал дома и получше. Однако дуб, ветви которого свисали над ним, как арка, был великолепен.

— Эй, — позвал он, — есть кто дома?

Его голос потонул в сумрачной тишине. Шкура отодвинулась, и вышел человек. Это был высокий, стройный мужчина, крепкого телосложения, с острым носом, впалыми щеками и выступающим подбородком; из-под косматых бровей смотрели глубоко посаженные черные глаза; густые, спутанные волосы и с проседью борода. На нем было платье из грубой полушерстяной ткани, затянутое на поясе веревкой, из-под него виднелись грязные босые ноги с мозолистыми ступнями. Судя по его виду, он давно не мылся, если вообще когда-нибудь мылся, однако исходивший от него запах больше напоминал дым костра, чем запах давно немытого тела.

— Мир тебе, — сказал он на латыни немного резким голосом, — ты заблудился? — он улыбнулся, обнажив крупные зубы: — Похоже, ты впервые в наших краях, и я сомневаюсь, что в такой час ты пришел ко мне за советом.

— Меня зовут Грациллоний, я солдат. Похоже, что я заблудился. Далеко ли Аквилон?

— Нет, но до темноты ты не успеешь туда добраться, сын мой. Позволь предложить тебе скромный ночлег. Я отшельник Корентин, — мужчина посмотрел на серо-багряное небо, потянул носом воздух и кивнул. — Скоро будет дождь. А у меня, по крайней мере, крыша не протекает.

— Спасибо, — неуверенно сказал Грациллоний. Он не хотел стеснять бедного человека. — Если позволишь, по возвращении домой я отплачу тебе за гостеприимство, не откажись принять от меня какой-нибудь дар.

— Если хочешь, можешь снести его в церковь. Все, что мне нужно, это Господь и вот эти две руки. — Корентин посмотрел на него. — Ты, наверное, проголодался. Я привык есть только раз в день, но для тебя я что-нибудь приготовлю… — он звонко рассмеялся. — Плох тот хозяин, который не разделит с гостем трапезу.

Грациллоний напоил коня, снял седло и вымыл лошадь, затем привязал ее неподалеку и дал охапку травы, в которой затерялось несколько пожухлых листочков. Тем временем он попытался вспомнить то, что знал об отшельниках. Его познания о них ограничивались слухами. Говорили, что отшельничество зародилось в Египте и затем распространилось на север, в Европу. Ярые приверженцы христианства уходили в затворники, чтобы быть наедине с Богом, подальше от мирских искушений и религиозных распрей. Верующие, в том числе инакомыслящие крестьяне-язычники, часто искали встречи с этими святыми людьми, которые, несомненно, обладали выдающейся мудростью и властью.

Корентин не совсем подпадал под такое представление. Хоть по виду он был грубоват, но, похоже, некогда получил хорошее образование.

Когда Грациллоний вернулся, он увидел стоявшего в речке хозяина, с закатанным выше мосластых коленей платьем. Он его не замечал, а только что-то бормотал — молился? — и шарил рукой под водой. Вскоре Корентин поднялся. В руках он держал крупную форель. Грациллоний оторопел. Рыба была живая; она поблескивала в сумрачном свете, но не трепыхалась, а лишь хватала ртом воздух.

— Угощу тебя, чем Бог послал, — тихо сказал Корентин.

Он вышел на берег и направился к хижине. Пораженный, Грациллоний пошел за ним. Внутри было темно, на грязном полу, в углублении, тлел огонь. Различить в его свете что-либо можно было только в том случае, если хорошо знать, где что находится. Корентин взял нож, лежавший на доске вместе с другими предметами.

— Господи, благослови, — сказал он, — велика милость Твоя.

Он ловко разрезал форель на две части и одну бросил в огонь. Грациллоний задохнулся от негодования. Он никогда не мог примириться с жестокостью по отношению к животным; эта рыба только что махала хвостом. Не успел Грациллоний обрести дар речи, как Корентин снова вышел. Грациллоний машинально отправился за ним. Отшельник бросил вторую половину рыбы в ручей и осенил воздух крестом. Грациллоний от удивления открыл рот — форель уплыла, как ни в чем не бывало.

Он очнулся, когда Корентин положил ему руку на плечо и тихо проговорил:

— Не бойся, сын мой. То, что ты видел, это не колдовство. Такое случается ежедневно, пока я соблюдаю пост. Так Господь насыщает меня. Почему Он удостаивает такой милостью меня, презренного грешника, я не знаю, но Он, несомненно, делает это намеренно. А теперь давай сядем и поговорим. Ты похож на человека знающего и много повидавшего, и я, одинокий отшельник, не вижу здесь никого, кроме случайно забредших сюда простых крестьян.