Капкан для медвежатника - Евгений Сухов

Это было столь неожиданно, что столпившиеся вокруг сейфа люди вначале ничего не поняли. А когда оглянулись, то увидели, что в раскрытую дверь комнаты-сейфа неторопливо входят, плотоядно облизываясь, два огромных льва.

Первым сообразили индусы. Они схватились за свои тесаки, но один из львов, сбив в прыжке лапой одного из них, тотчас метнулся к другому, вцепившись ему в горло. Тонко вскрикнув, индус захлебнулся в собственной крови, хлынувшей из горла алым потоком. Второй индус, сбитый лапой льва, попытался подняться, но другой лев, коротко рыкнув, прыгнул прямо на него и припечатал к полу. Занесенный тесак третьего индуса был перехвачен могучими челюстями, хрустнула перегрызаемая кость, и рука вместе с тесаком хлопнулась на пол. Четвертый индус успел нанести удар первому льву в грудь, и лев взревел от боли. Замахнувшись для следующего удара, индус был сбит с ног и забился в судорожных конвульсиях: лев принялся вгрызаться в его распоротый живот.

Все произошло настолько стремительно, что остальные не успели даже среагировать: лишь с вытаращенными глазами наблюдали за происходящим. Только после того как лев уткнулся в живот индуса, перепачкав морду его кровью, жандармы выхватили револьверы и принялись судорожно палить в зверей.

Гром выстрелов, пороховой дым, рев зверей, предсмертные крики еще живых индусов слились в единую какофонию звуков, вынести которую смог бы не каждый. Одного из жандармов стошнило; мысль же, что здесь, с ними, могла бы быть Елизавета, совершенно лишила Родионова сил. Он просто стоял и смотрел, как умирают люди и звери. И ему не было никакого дела до шкатулки внутри сейфа.

Обратно возвращались молча, неся на себе еще живого индуса. Так же без слов загрузились в лодку. Воин все время стонал, порой что-то выкрикивал (видно, звал кого-то из близких), и когда отплыли саженей на сто – тихо испустил дух. Жандарм, державший его голову на коленях, вопросительно посмотрел на секретаря, и тот, скривившись, спихнул труп индуса в воду.

–  Похоронить бы их надо, – заметил на это другой жандарм.

–  Без нас похоронят, – сухо ответил секретарь.

Все время, пока они плыли до другого берега, он то и дело открывал шкатулку и смотрел на прямоугольник Черного Камня. О чем он думал, знал, наверное, только Всеведущий и Победоносный Будда.

* * *

–  ...Но это же нечестно! – Лизавета готова была вцепиться своими коготками в холеное лицо Гури. – Он же сделал для вас все, о чем вы просили! Рискуя жизнью, между прочим.

–  С моей стороны, как раз все честно, сударыня, – с едва заметной усмешкой произнес Гури. – Мой секретарь от моего лица, – он посмотрел на своего поверенного, – обещал вернуть арестанта на корабль. И я должен выполнить свое обещание. Так что никакого жульничества, мадам.

–  Но мы же с вами договаривались, что после окончания дела вы устроите так, что у Савелия будет возможность бежать, – возразила Елизавета. – Вы же, как я вижу, сейчас от этих слов отказываетесь.

–  Как мне доложили, – Гури снова посмотрел на своего секретаря, – у него уже была такая возможность. Там, на Слоновьем острове. Но воспользоваться ею он отчего-то не пожелал.

–  Господин Гури, неужели вы не понимаете, что он хотел быть честным с вами, а вы... – Лиза бросила на Гури испепеляющий взгляд. – Хотя, – она долго не отводила от него взгляда, – зачем я с вами говорю о чести? Это понятие вам, надо полагать, совершенно не знакомо!

–  Прошу не забываться, сударыня, – помрачнел лицом Гури. (Если бы такие слова произнесла индийская женщина, она была бы сурово наказана. Впрочем, она вряд ли посмела бы сказать что-нибудь подобное.) И добавил: – Со своим мужем вы можете увидеться в соседней комнате. И попрощаться. До свидания.

Елизавета резко повернулась и вышла. В это время в другой комнате один из жандармов надевал на Савелия наручники. Когда вошла Елизавета, руки мужа уже были закованы, однако глаза его весело поблескивали. А что, собственно, произошло? Дело было сделано, причем мастерски, и, кроме того, оснований для уныний не было совершенно: просто в действие вступал вариант «Б», о котором он с Лизаветой и Мамаем договорился заранее, имея в виду именно тот случай, если ему не удастся сбежать от Гури.

Следовательно, пора было приступать к исполнению варианта «Б», дорогостоящего, но, увы, теперь единственно возможного.

Корабль под названием «Вельзевул» был тот еще кораблик.

Каких-то три недели назад он назывался «Солдадо» и принадлежал какому-то египетскому негоцианту, но был выкуплен и переделан в быстроходный бриг. В капитанской каюте лежали еще три вычеканенных из меди корабельных названия: «Кассандра», «Дерби» и «Фараон». Это на тот случай, если не удастся избежать встречи с каким-нибудь судном и там сумеют прочитать название брига, что для его владельца было бы крайне нежелательно. Флага же на бриге и вовсе не было никакого, так что определить принадлежность судна какой-нибудь стране было бы весьма затруднительно. Правда, бригу подошел бы стяг «Веселый Роджер», что было бы совершенно кстати, но и его на корабле не было.

С виду «Вельзевул» напоминал торговое судно, однако наличие двух мачт указывало на то, что корабль скорее бригантина, нежели «купец», и бригантина весьма быстроходная.

«Вельзевул» имел водоизмещение в двадцать тысяч пудов, но никакого товара не вез: трюмы его были пусты, ежели не считать запаса провизии как минимум на полгода и пресной воды впрок. Зато на корме стояла, прикрытая брезентом, легкая двух с половиной дюймовая скорострельная пушка на безоткатном лафете, а на капитанском мостике – ручной «мадсеновский» пулемет.

Команда брига состояла из двенадцати человек, причем настоящими матросами были только трое. Остальные же напоминали искателей приключений или, скорее всего, наемников, выполняющих за определенное количество золотых «грязную» работу, связанную с риском для жизни. Двое из них и вовсе были похожи на флибустьеров времен Робера Сюркуфа, промышлявшего пиратскими набегами в Индийском океане почти сто лет назад, или даже Оливье Левассера, самого знаменитого пирата Индийского океана первой четверти восемнадцатого века.

–  Вон он, хозяин, – сказал рулевой, обращаясь к высокому худому человеку с благородной осанкой, в белой накрахмаленной сорочке под дворянским кунтушем. Шляпа с большими полями скрывала его глаза, но и так можно было догадаться, что они у него ясные, а взгляд острый, подобно стилету.

Собственно, высокий человек и был благородных кровей: некогда его предок маркиз де Сорсо сбежал от Французской революции в Россию, где устроился гувернером в одно знатное семейство, которое очень гордилось тем, что гувернером у них служит сам маркиз.

Де Сорсо учил детей знатной фамилии манерам и французскому языку, а их подрастающую дочку кое-чему еще, что находится за пределами школьной программы, и по достижении семнадцати лет она сбежала с маркизом из дому, а месяцев через пять принесла ему златокудрое дитятко.