Ведьма и закон. Игры вестников - Евгения Чепенко

– Какие мысли?

Ликург взглянул на Иму и вновь уставился на монитор.

– На коротышку Козловой он не похож. Жюли должна знать его имя, но вслух при нас ни разу не произнесла.

– Преданная дура?

– Хороший вопрос. Он не мог не встречаться с Лулу. Заведения Нечери и Баранова в одном районе. И почему он молча созерцает? Стены уже должны были принять не один удар.

Лик еще немного сосредоточенно понаблюдал за Шутом и отправился к нему.

– Добрый вечер.

– Еще день, – невозмутимо откликнулся Безумец. Он не встал и не сменил позу, только голову слегка повернул, с любопытством глядя на вошедшего.

Из пола с тихим шуршанием выросло второе кресло. Лик сел в него, оказавшись лицом к лицу с допрашиваемым.

– Расскажешь свою версию?

– Нечего рассказывать. Меня рядом не было.

– Тебя на его голове нашли.

– Если твою ведьму сожгут, он тоже рванет к ее пеплу, и никакие оковы не удержат. – Шут кивнул на плечо собеседника. – Ты мало знаешь о сопровождающих. Недавно она твоя.

Лик усмехнулся:

– Уверен?

Безумец по-доброму рассмеялся:

– Я никогда ни в чем не уверен.

– И в Жюли не уверен?

На смену смеху пришла грустная улыбка.

– С ней я просто не загадываю и не держу.

– Она – жена твоего мага.

– Нет у меня желания что-то рассказывать или комментировать.

– И ради нее тоже?

– Она посредник. Иномирной ерундой торгует ее мать. Вы вскоре найдете. Лулу умом не блещет.

– Дочь тоже.

Шут напал мгновенно. Единственный ментальный удар выдернул с корнем кресло, отбросив его вместе с Ликом к стене. Эйдолон медленно поднялся. Выбираться было неудобно, да и в голове шумело.

– Если я скажу, что Жужу уверяла, будто хочет меня, ты окончательно взбесишься?

– Когда я бесился? Всего лишь поспорил.

– И даже не расстроишься?

– С чего? Если бы хотела, я был бы слабым. Я похож на слабого? Ведьма не твоя. Ты совершенно ничего не знаешь.

– Кто убил Мирослава?

– Я не видел. Если бы видел, убийцу среди живых искать бы не пришлось.

– А энергия?

– Незнакомая. Неживая.

Лик сел на пол напротив Шута.

– Тогда кто желал его уничтожить?

Безумец снова засмеялся:

– Список будет бесконечным.

– У тебя было достаточно времени на размышления.

– Сильный ты и нелепый. Кто угодно. Любой прохожий, которого Мирослав задел локтем случайно десять лет назад. Удивился ты, должно быть, бог, когда она проигнорировала твою божественность. Для нее все мужчины равны.

– Кто мог пожелать уничтожить тебя?

Шут устало вздохнул и покачал головой.

– Убери камеру и микрофон. Я поведаю лишь раз и лишь одним ушам. Свои права знаю.

– Да какого змия! – раздраженно воскликнул Иму.

– Он не откажет. – Зверобой тоже довольным не выглядел, но ослушаться приказа означало поставить под угрозу расследование.

– Условия приняты, – кивнул Ликург. Он знал, что в это же мгновение экран в соседнем кабинете потемнел.

– Вы меня выпустите и Жюли, а вот Лулу не стоит.

– Это тоже условие?

– Нет. Это факт, – улыбнулся Безумец. – Ты сам ее Шута забрал? Или она просила?

– Что ты хотел поведать?

– Значит, сам, а она не возражала. Не слишком хочу, но вижу необходимость, а потому сделаю. Покровители – искусственные создания.

Лик постарался сохранить невозмутимое выражение лица.

– Мы не самостоятельные и не отдельные. Мы – продолжение личности носителей. Древняя сложная магия, окутывающая семьи и созданная ради троекратного увеличения маниту. Нас создавали первые аптекари, впрочем, этого факта ты не запомнишь.

И на этой реплике Эйдолон постарался не выдать себя. Раньше, может быть, и не запомнил бы, но не теперь.

– Покровители – всего лишь персонифицированные продолжения своих подопечных, часть их личности. Не паразиты, как непосвященным кажется со стороны, а сосуд, в котором хранится сила носителя. Тела их от природы слишком хрупки, чтобы выдерживать магию собственной крови. Не пытайся больше, бог, отделять носителя от покровителя, мы – два воплощения одной личности. Когда я полюбил Жюли, Мирославу показалось, что он тоже.

– И она выбрала не тебя?

– Она не любила никого из нас. Ей нравилась забота, нравилось наше к ней отношение. Она пряталась от матери за нами. Со временем Жужу разобралась, кого из нас предпочитает.

– А Мирослав?

– Он полюбил по-настоящему. Столь же сильно, сколь я.

– Кого?

– Свою пери Ширин.

– Что скажешь о бывшем муже Ширин?

– Он нас убить хочет, но после выхода. Его дочь, его жена… Он воспринимает их как личные владения, только Блуждающие скалы сперва покинуть надо.

– Что с Лулу?

– О Лулу забудь. Что с тобой, бог? Вот важный вопрос.

Шут хмуро рассматривал собеседника. Лику показалось, что взгляд этот проникает в самые глубины его сознания.

– За твоим плечом истинное безумие, частица опаснейшей магии Вселенной – Хаоса. Не встречал я еще сосуда с таким содержанием. Этот Шут жаждет слиться с носителем и обладать безграничной властью. Я вижу его улыбку. Нечто с твоей ведьмой произошло, из-за чего способна ее физическая оболочка теперь выдержать слияние. Запомни, бог, наш разговор. Нет ничего совершеннее, привлекательнее и страшнее Хаоса. Всякое близкое к поискам совершенства создание, должно быть, уже тянется к ней.

Лик вспомнил горе-преследователей из ее личного дела, затем подумал о Гуниду, Зверобое и Нечери. У последних троих действительно обнаруживались схожие черты. Гуниду создавал «совершенство» собственными руками. Мировосприятие Зверобоя подразумевало тягу ко всему уникальному и опасному. А Нечери… С Нечери пока неясно, но привязанность такого создания к Русе тоже не выглядела здоровой.

– И тебя к ней потянуло, – словно поймав Эйдолона с поличным, продолжил Шут. – Разве нет? Разве не почувствовал ты любопытства, когда впервые встретил ее? Хаос влечет тех, кто близок ему.

«Не хочу больше ничего ни смотреть, ни говорить о ней. Скорее отработать и домой. Мы с Кринос на выходные улетаем». Лик хорошо запомнил, что именно сказал Иму. В то утро в кабинет Маруся вошла с грохотом и со словами «кажется, я это поломала», подразумевая дверь, открывавшуюся, к несчастью, перед ведьмой чересчур медленно. Невзирая на всю страсть к Кри и нелепость рыжей чудачки, которую он видел впервые, Лик ощутил волнение и любопытство. Избавиться от ненужных ощущений получилось не сразу, да и, как выяснилось, ненадолго.