Навстречу дикой природе - Джон Кракауэр

Моя гипотеза, что гибель МакКэндлесса была незапланированной и представляла собой ужасную случайность, вытекает из анализа тех немногих документов, которые он оставил, и бесед с теми, кто общался с ним в последний год жизни. Но мое ощущение намерений Криса МакКэндлесса имеет и более личную природу.

В юности, как мне говорили, я был своевольным, эгоцентричным, порой безрассудным и угрюмым. Я, подобно многим, огорчал своего отца. Как и у МакКэндлесса, влиятельные фигуры мужского пола вызывали у меня странную смесь подавленной ярости и желания угодить. Если что-нибудь приковывало к себе мое необузданное воображение, я преследовал это со страстью на грани одержимости, и с семнадцати до тридцати лет этим чем-то были горные восхождения.

Не успев проснуться, я каждый день представлял в мечтах, а затем и реально совершал подъемы на удаленные вершины Аляски и Канады – заоблачные шпили, крутые и пугающие, о которые во всем мира знала лишь горстка помешанных на скалолазании. В этом были свои плюсы. Концентрируясь на одной вершине за другой, я сумел пронести все ценное во мне сквозь густой туман взросления. Альпинизм значил для меня многое. Опасность окрашивала мир галогеновым сиянием, в котором все – изгибы скал, оранжевые лишайники, облака – представало в ослепительных контрастах. Жизнь натягивалась, как струна. Мир обретал реальность.

В 1977 году, размышляя у стойки бара в Колорадо о своих экзистенциальных томлениях, я вбил себе в голову идею о восхождении на гору под названием Палец Дьявола. Диоритовая глыба, из которой древние ледники вытесали колоссальных пик невероятных пропорций, Палец особенно впечатлял с севера: его непройденная великая северная стена отвесно поднимается на шесть тысяч футов от ледника у своего подножия, вдвое превосходя по высоте Эль Капитан из Йосемитского парка. Я отправлюсь на Аляску, пройду на лыжах по ледникам от моря тридцать миль, и покорю могучее “северное лицо”. Более того, я решил идти в одиночку.

Мне было двадцать три, на год меньше, чем Крису МакКэндлессу, когда он отправился в глушь Аляски. Мои рассуждения, если их так можно назвать, подогревались скоропалительными порывами юности и книжной диетой, насыщенной работами Ницше, Керуака и Джона Менлава Эдвардса. Последний был писателем и психиатром, который прежде, чем покончить с собой при помощи капсулы с цианидом в 1958 году, считался одним из выдающихся британских скалолазов того времени. Эдвардс считал скалолазание “психоневротической тенденцией”, и занимался им не ради спорта, а чтобы найти убежище от внутренних мучений, отравлявших его существование.

Когда я сформулировал свой план восхождения на Палец, то смутно подозревал, что для его осуществления потребуется прыгнуть выше головы. Но это лишь добавило замыслу очарования. В тяжести испытаний был весь смысл.

У меня была книжка с фотографией Пальца Дьявола – черно-белым снимком, сделанным с самолета выдающимся гляциологом Мейнардом Миллером. На этом фото горы выглядела особенно зловещей: огромный гребень из слоистого камня, темный и облепленный льдом. Эта картинка возбуждала меня не хуже порнографии. Я пытался представить свои ощущения, когда я буду балансировать на вершине, острой, как бритва, тревожно глядя на сгущающиеся вдалеке грозовые тучи, сгибаясь под ветром и морозом и обдумывая, по какой стороне легче соскользнуть вниз. Способен ли человек сдерживать свой страх достаточно, чтобы взойти на вершину и спуститься вниз?

И если мне это удастся… Я боялся даже представить триумфальные последствия, чтобы не накликать беду. Но у меня не было сомнений, что восхождение на Палец Дьявола полностью изменит мою жизнь. Как могло быть иначе?

Я тогда работал плотником по вызову, облицовывая кондоминиумы в Болдере за три с половиной доллара в час. Однажды, после девяти часов вправления десятидюймовых досок и забивания грошовых гвоздей, я сказал боссу, что ухожу: “Нет, Стив, никакой пары недель, я имею в виду – прямо сейчас”. Я потратил несколько часов, чтобы очистить рабочий фургончик от своих инструментов и причиндалов, а затем сел в автомобиль и отправился на Аляску. Как всегда, я был удивлен, насколько легко уходить, и как это приятно. Мир неожиданно преисполнился возможностей.

Палец Дьявола стоит на границе Аляски и Британской Колумбии к востоку от Петербурга, рыбацкой деревушки, до которой можно добраться только по воде или воздуху. Туда летали рейсовые самолеты, но из ликвидных активов у меня были лишь Понтиак Стар Чиф 1960 года и двести долларов наличными, недостаточно даже для билета в один конец. Поэтому я доехал до Гиг Харбора, штат Вашингтон, бросил автомобиль и вписался на рыбный сейнер, направлявшийся к северу.

“Королева океана” была прочным, серьезным судном из аляскинского желтого кедра, оборудованным для дальнего плавания и кошелькового лова. Чтобы отработать поездку, я должен был лишь стоять на вахте у штурвала по четыре часа два раза в сутки и помогать связывать бесконечные снасти для добычи палтуса. Медленное плавание вверх по Внутреннему пути протекало в призрачных грезах предвкушения. Я следовал своему назначению, подталкиваемый силой, которую не мог ни обуздать, ни понять.

Вода мерцала под солнечными лучами, пока мы ползли по проливу Джорджия. Склоны отвесно поднимались из воды, заросшие мрачной чащобой канадской цуги, кедра и заманихи. Чайки кружились над нами. У острова Малькольма корабль оказался среди стаи косаток. Их спинные плавники, высотой с человека, рассекали прозрачную воду на расстоянии плевка от палубы.

На вторую ночь, через два часа после заката, я держал штурвал на ходовом мостике, когда в свете прожектора вдруг возникла голова чернохвостого оленя. Животное было в самой середине Лагуны Фитцхью, и проплыло от канадского берега не менее мили. Его сетчатка отсвечивала красным в ослепляющем луче света, оно выглядело изможденным и обезумевшим от страха. Я положил право руля, и корабль проскользнул мимо, а олень еще дважды мелькнул в кильватерной струе, прежде чем раствориться во мраке.

Большая часть Внутреннего пути следует по узким проливам, похожим на фьорды. Однако, когда мы миновали остров Дандас, перспектива внезапно распахнулась. Теперь к западу дышал открытый океан, и наш корабль вскарабкивался и падал вниз по двенадцатифутовым валам. Волны перекатывались через планширь. Вдалеке по правому борту показалась мешанина невысоких скалистых пиков, при взгляде на которые мое сердце забилось сильнее. Эти горы возвещали о приближении моей мечты. Мы прибыли на Аляску.

После пяти дней плавания, “Королева океана” пришвартовалась в Петербурге, чтобы пополнить запасы топлива и воды. Я перескочил через планширь, закинул на спину вещмешок и пошагал под моросящим дождем вниз по пирсу. Не понимая, что делать дальше, я укрылся под карнизом городской библиотеки, усевшись на своем рюкзаке.

Петербург – крохотный городишко, весьма чопорный по мерке аляскинцев. Высокая гибкая женщина подошла и заговорила со мной. Ее зовут Каи, сказала она, Каи Сэндберн. Она была веселой, дружелюбной, с ней было приятно беседовать. Я признался ей о своих альпинистских планах и, к моему облегчению, она ни рассмеялась, ни посмотрела на меня как на чудака. Она просто сказала: “Когда небо проясняется, Палец можно увидеть из города. Он красивый. Прямо там, за Лагуной Фредерика”. Проследив за направлением ее вытянутой руки, мой взгляд уперся на востоке в стену нависающих облаков.