Младший ветер - Надежда Храмушина

поэтому и связь монет была не такая сильная, так как одна монета работала на внешние события, а Валентинина монета усиливала только её внутренние переживания и страхи.

Анна опустила обе монеты в воду. Мы горестно молчали, понимая, что в этой ситуации никто не может помочь Валентине. Потом Анна сказала:

— Всегда жалко тех, кто пострадал от скверны, но ничего не происходит в жизни просто так. Наши маленькие промахи и грешки идут за нами, обрастая, как снежный ком новыми маленькими промахами, а иногда и не маленькими. И любой скверне легче прилипнуть к тому, кто уже открыл себя злу. Даже если это всего лишь узенькая царапинка на большом сундуке добра. Но мы должны помнить, что душа у человека вечна, поэтому у всех есть шанс всё исправить. К сожалению, это может быть только в другой жизни. Мы с дедом Власимом часто говорим на тему жизни и смерти. И я всегда чувствую в его словах горечь, когда он вспоминает то, что не успел доделать в этой жизни, не сумел подбодрить того, кто в этом нуждался, не защитил того, кого в силах был защитить. Но он всегда заканчивает наши разговоры фразой, которую я хочу вам сейчас сказать. Может, она вам и покажется слабым утешением, но поверьте, смысл её вы всё равно поймёте, рано или поздно. Он говорит: «Время наших ошибок не вечно, его обязательно сменит время нашего раскаивания. Даже если между ними проведут черту». А дед Власим, поверьте мне, знает, что говорит. Он уже за чертой.

Она взяла горит в руки и сказала:

— Ну что ж, пора Сиверке тоже обрести покой. Ольга, теперь всё будет зависеть только от тебя. Сегодня вечером ты должна будешь поставить ловушку для нашего упрямого ветра.

— С мёртвой птицей? — Спросила я.

— Нет, мёртвая птица привязывает Сиверку к определённому месту, но практически его не ослабляет. Алексей Александрович, у Вас с собой наши маленькие помощники?

— Ящерицы-молохи? Конечно, я собирался вам сегодня их передать. Я так и не нашёл по ним ничего. Какие-то таинственные особы они, видать, не любят внимания к себе. — Сакатов достал из своей сумки бумажный пакет. — Интересно было бы узнать, что это за артефакты.

— Мы тоже мало про них знаем. А они про нас, похоже, знают всё. И ещё. Они живые. — Она достала одну ящерицу-молоха из пакета и положила на стол, потом погладила её по колючей спинке.

Мы не сводили глаз с чёрной засушенной ящерицы. Она не подавала признаков жизни.

— Наша земля не является родным домом этим путешественницам. Откуда они, где их родина, как они к нам попали, зачем они здесь, надолго ли, на эти вопросы они никогда нам не дадут ответа. Похоже, это один из самых неизученных артефактов на земле. Дело в том, что ни к оберегам, ни к скверям однозначно отнести их нельзя. Они могут помогать людям, а могут их погубить. И они это делают не потому, что они оценивают человека как хорошего, или как плохого. А потому, что у них свои законы, по которым они действуют. Они видят гораздо дальше, чем даже многие ясновидцы. Иногда то, что нам кажется добрым, на деле оборачивается большим злом. Эти молохи, которые сейчас перед нами, может уже не одно столетие находятся в таком вот спящем режиме.

— А как они попали к вам? — Спросил Сакатов.

— У отца деда Власима, Тихона Вешанина, была скобяная лавка и кузница в городе Камень — на-Оби. Жил он не бедно, но богатство своё не складывал в сундуки и не ездил кутить в столицу, а занимался благотворительностью. Построил школу для бедных, в доме у него постоянно жили сироты, старики, он никому не отказывал в помощи. К нему всегда приходили люди, попавшие в тяжёлую жизненную ситуацию, он помогал им, и деньгами, и советом. И набожный был, без молитвы за стол не садился. К тому времени он со своей женой прожил уже двадцать лет, а детей у них не было. Очень это его расстраивало. И вот, однажды, ранней весной, поехал он с двумя своими жильцами на закладку новой церкви в дальнюю деревню, название её не помню, но до неё был день пути, и они планировали к вечеру уже туда добраться. Вёз он пожертвование на строительство церкви и икону «покрова Святой Богородицы», которую заказал у иконописца в Сергиево-Посадской лавре. Снег только сошёл, дороги были размыты, ехали они медленно, несколько раз телегу приходилось вытаскивать из липкой грязи и толкать на сухое место. К вечеру поняли они, что заночевать придётся или в лесу, или сделать крюк к скиту, поселению небольшому, в котором жили отщепенцы. Отщепенцами в городе называли общину, которая не признавала православную церковь, у них была своя вера, свои обычаи, свой уклад жизни. Откуда они пришли никто не знал, но прижились, никому не мешали, и им никто не мешал. Они приезжали в город торговать пушниной, мясом, иногда привозили камнерезные изделия. На вырученные деньги покупали всякую хозяйственную утварь, в скобяной лавке у Тихона тоже не раз бывали, знали его. Вот он и решил заночевать у них, а с утра пораньше поехать дальше, в деревню. Свернули они на дорогу, которая вела к скиту, проехали немного и вдруг почувствовали запах пожара. Тихон стеганул свою Ждану, и та помчалась во весь опор. Стал виден дым над лесом, а потом услышали они крики людей. Выехали они на большую вырубку, где стоял скит и увидели, что он весь огнём полыхает. Люди суетятся, пытаются тушить, да где там! Тихон с мужиками соскочили с телеги, кинулись открывать конюшни, скотину выпускать, в дома заглядывать, вытаскивать тех, кто сам не смог выйти. Долго они помогали, Тихон опалил весь правый бок, правую сторону лица, руки все были в волдырях, а один из его жильцов спас мальчонку малого, выкинул его из двери, но сам выйти уже не смог, упала потолочная балка, следом провалилось всё перекрытие и погребло его. Многие той ночью погибли такой страшной смертью. Выгорело всё поселение, остался только сеновал, который стоял на отшибе. Там и собрались все оставшиеся в живых под утро. Сил не было даже животных согнать в стадо, и они разбежались. Тихон поспал пару часов, разбудил ещё несколько мужиков, и они целый день собирали по лесам испуганных животных. А к вечеру, как назло, ударили заморозки, снег повалил, а в сарае одни щели, не приспособлен он для жилья. Тихон собрал их всех, и повёз