Королевский гамбит - Дмитрий Скирюк

Прошёл месяц.

Мы встретились с Кабанчиком в одно из воскресений, снова в парке возле оперного театра. После всего пережитого как-то не хотелось ворошить воспоминания. Нас затаскали по комиссиям, допрашивали, переспрашивали, и ладно хоть не били и не вкалывали всякой гадости. Злосчастный гастроном неделю простоял закрытый и опечатанный. В народе гулял упорный слух о тайных махинациях, растрате и банкротстве. Потом магазин открыли вновь, уже с другими продавцами, но на это никто не обратил внимания. Мы с Кабанчиком ходить туда теперь не то чтобы побаивались, но и особой охоты тоже не испытывали.

Кабан сидел на лавочке, курил, пил пиво и жевал резинку. Как он ухитрялся всё это проделывать одновременно, я ума не приложу. Он устроился на новую работу — не то плотником, не то столяром в какой-то институт. Платили там немного, зато работа была спокойнее. Серёга пребывал в прекрасном настроении, я тоже. Мы уже выпили по две бутылочки любимого «Смиховского», и даже лёгкий снег теперь не мог испортить нам хорошего расположения духа.

— Наверное, ты прав, — сказал Кабан, когда я поделился с ним догадками насчёт оружия пришельцев. — Так оно, наверное, и было. Нет, но это ж надо! Не возьми я тогда ту дурацкую бутылку, валяться бы нам там вместе со всеми. А так хоть есть что вспомнить. Вот что получается, когда слишком сильно над чем-то задумываешься. Что-то холодно, — поёжился он. — Может, пойдём?

— Пошли, — согласился я, поставил пустую бутылку под лавку и полез в карман за плеером.

Мы поднялись и двинулись вниз по проспекту Ленина. Снег посыпал сильнее. Прохожие кутались в воротники. Мимо грохотали трамваи, с мокрым шорохом неслись автомобили и автобусы, обдавая нас ледяными брызгами. Кроссовки ощутимо промокли. На носу была зима. Бабушки попадались навстречу часто, но теперь я уже не отводил глаз при взгляде на их лица. Паранойя прошла. Это были нормальные, обыкновенные живые старушки, чьи-то бабушки и мамы, и не стоило их ни бояться, ни подозревать.

— А всё-таки жаль, что они улетели… — Кабан мечтательно посмотрел в пасмурное небо. — Как-то я не так себе всё это представлял — контакт, инопланетяне…

— Ну, улетели они или нет, это ещё бабушка надвое сказала, — хмыкнул я, вставляя в уши наушники. — Зачем им улетать? Все модули же целы. Подновят, наденут новые личины, перепрограммируют и выпустят опять. Не знаю, правда, в качестве кого. Но — выпустят, это уж точно. Мы ведь только одну такую «нишу» разобрали, в которой можно спрятаться, а может, есть ещё… Чёрт, что-то не ловится ни хрена. — Я покрутил колёсико настройки. — Помехи, что ли…

— Погода, — философски бросил Кабанчик. — В такую хмарь завсегда радио не пашет.

Остановились мы у ЦУМа. Завидев, что Серёга сунул в зубы сигарету, стоявшая чуть поодаль девчонка в золотистом дутике с эмблемой «Золотой Явы» проворно подбежала к нам, заулыбалась и замахала лапкой с зажатой в ней такой же золотистой сигаретной пачкой.

— Здравствуйте! — защебетала она. — Вы курите?

— Курю. — Кабан расплылся в приглашающей улыбке. — А что, не видно?

— А случайно не «Яву»?

— Её.

— Тогда у нас для вас специальное предложение. Мы проводим рекламную акцию: если в вашей пачке «Золотой Явы» осталось больше десяти сигарет, мы можем её забрать и дать взамен вот эту, целую. Согласны?

Всё это время я дул в наушники и мрачно ковырялся в плеере, потом мне это надоело, я выключил хрипящий и стрекочущий приёмник и достал из сумки затёртую кассету с Майком Олдфилдом. Старый добрый Майк мне был сейчас необходим как воздух для успокоения нервов. А моей «соньке» после всего пережитого, похоже, требовался капремонт.

Кабан тем временем закончил разговор, распечатал свеженькую пачку трофейных сигарет, подкурил и сладко затянулся.

Девушка повернулась ко мне:

— А вы не курите?

— Нет, — мрачно ответил я.

— Жаль, очень жаль! Тогда до свидания.

Она сунула в карман початую Серёгину пачку, задорно улыбнулась и, жужжа сервомоторчиками, бойко побежала к стоявшему возле обочины микроавтобусу.

Когда в нашу сеть попалась стерлядь, я немного воспрял духом.

А когда попалась вторая, настроение моё и вовсе выправилось. Жизнь, что называется, налаживалась.

Стерлядь — это вам не хухры-мухры, это не какой-нибудь пескарь, окунишка или даже налим. Стерлядь — это вещь. Уху стерляжью пробовали? Нет? Полжизни потеряли. Конечно, ловля стерляди на Белой как бы запрещена, но что делать, если она сама такая дура, эта стерлядь? У нас же сеть, а не какой-нибудь там браконьерский самолов (а в бытность свою рыбинспектором я навидался их достаточно, могу сравнивать). При всём при этом, популяцию мы как бы и не подрывали: промышлять опасно только молодь, а наши трофеи были с руку взрослого величиной — сантиметров восемьдесят. Мечта!

К тому же и ловили мы не на продажу — мы просто хотели есть.

Дико и до ужаса.

Как всегда, всё затеял Серёга. Отпуска мы свои подгадали, чтобы вместе, оба были без подруг, и оба равным образом хотели выбраться куда-нибудь подальше и на подольше. Денег, однако, на хорошую поездку не хватало. Была альтернатива выехать куда-нибудь на Каму и весь месяц просидеть с удочками на берегу, но её Кабан с негодованием отверг.

— Чего мне Кама? — распинался он. — Чего я там не видел, на Каме? Я её и так каждый день вижу. Комарьё, болота, рыбалки приличной нет, вода плохая, выпить нечего…

В общем, он меня отговорил. И правильно, наверное, отговорил. А вот дальше мне его не следовало слушать.

Дело в том, что с недавних пор Кабанчик бредил мотоциклами. Точнее, не мотоциклами, а «байками», как принято их называть в продвинутой среде. Случилось так, что прошлой осенью в Пермь закатилась банда байкеров из Питера или Москвы. Средняя такая банда, человек двадцать пять. Закатилась как бы на фестиваль Rock-Line, который с треском обломился, и, от разочарования и чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, занялась террором местных полицаев. А именно — разделилась на три группы и две ночи куролесила на пермских улицах. Две ночи Пермь стояла на ушах, все гибэдэдэшники валились с ног. Кто знает, тот поймёт: хороший «раздетый» «харлей» не в состоянии догнать ни одна милицейская техника. Ментам оставалось только упирать на знание городских проулков, но банд было три, и они их всё время путали. К тому же в каждую затесались трое-четверо местных — в основном, девчонок. И среди них Кабанчик. Серёга попал туда случайно. Погоняло у одного из рокеров было — Кабан (он и выглядел соответствующе — этакий шкаф в чёрной коже, с вот таким пузом и бородой лопатой, из-под которой, когда парень ухмылялся, поблёскивали нижние клыки). Серёга потусовался с ними, что-то спел, сыграл, потом стали знакомиться: «Ты кто?» — «Кабан. А ты?» — «А я — Кабанчик!» Хохма всем понравилась, и Серёгу взяли с собой. Город он знал преотлично, две ночи не слезал с седла, и, когда летучий эскадрон полночных ангелов исчез из города в дыму и грохоте бензинового выхлопа, ещё недели три-четыре бредил байками и ни о чём другом не хотел разговаривать. В квартире у него теперь все стены были увешаны китайскими плакатами с изображением «Харлеев», на кожаных спинах которых принимали зазывные позы грудастые девицы в микроскопических бикини. Более того, Серёга нахватался каких-то глупых шуток и вставлял их в разговоре к месту и не к месту.