Распутницы - Алексей Наст

У медэксперта была новая, прошлого года выпуска, вазовская «четвёрка», купленная им как раз по акции утилизации автохлама, потому Сева направо и налево восхищался акцией.

«У него другая жизненная ситуация, — подумал Геннадий, усаживаясь за руль «четверки». Она ещё пахла по-новому, свежим дерматином и пластмассой. — Он даже не в кредит купил её. Вишь, умудрился с законной зарплаты деньжищ накопить! Умеют люди! А я не умею. Ну и ладно! Я другое умею…»

От управления до требуемого Геннадию места было минут сорок езды, но он трижды попадал в пробки и добрался до места прописки Тетери значительно позже, чем рассчитывал, вымотанный и злой.

Оставив машину посреди двора, рядом с подъездом, Геннадий поднял голову — мать Маркухина обитала на третьем этаже в старом кирпичном доме, построенном ещё при Хрущеве.

«Сегодня мне везёт с хождением по лестницам вверх-вниз», — ворчливо подумал Геннадий. Дверь подъезда была заперта на домофонный замок. Он набрал номер квартиры Маркухиных, вызов не сработал — домофон в квартире матери Тетери отсутствовал. «Что ж он так, поскупился для матери домофон установить? Хотя неизвестно, какие у них отношения, может, ненавидят друг друга лютой ненавистью!» Геннадий обернулся, оглядывая двор. Плохо, что нет в квартире домофона. И не видно никого, чтобы торопился к подъезду. Ещё Геннадия поразило, что у дома стояла только одна машина — та, на которой он приехал. Зная все переполненные личными авто дворы города, он поразился этому обстоятельству. Неужели здесь все безмашинные живут?

Он набрал квартиру соседей Маркухиных.

— Да, — с натугой отозвалась пожилая женщина.

— Откройте замок. Я к Маркухиным, из собеса.

— Нет, не открою!

«Вот тварь!» — возмутился Геннадий.

Пришлось набирать номер другой квартиры — там не отвечали. И тут случилось чудо — изнутри пропиликал зуммер открывания двери, дверь отворилась. Геннадий чуть отошёл в сторону, выпуская выходящего жильца. Это был мужчина. Это был… Тетеря!

Геннадий ошалел от неожиданности. То же произошло с Тетерей — он мгновенно узнал Егорова.

Первым в себя пришёл Тетеря — он вдруг двумя руками с силой оттолкнул Геннадия и, высоко задирая ноги, бросился удирать во всю прыть.

Геннадий устоял на ногах.

— Гад! — вскричал в гневе. Теперь ублюдок рассчитается за всё!

Но Тетеря был уже далеко — он выскочил за пределы двора и бежал в сторону проспекта. Геннадий бросился в погоню, через пятьдесят метров поняв, что бегает он совсем худо — сразу устал, появилась одышка (всё сидячая работа!). Но он не сдавался, бежал, стараясь даже прибавить. Мелькала мысль о том, что правильнее было бы гнаться за Тетерей на машине… Нет, пока бы отпер, уселся за руль, завел — негодяй успел бы затеряться в людской толчее, свернуть в любой закоулок. А так, пусть далеко впереди, но он был на виду.

Дальнейшее поразило Геннадия не меньше, чем появление Тетери из дверей подъезда, — у автобусной остановки стоял лоток с книгами и газетами, рядом пускала выхлопные газы иномарка Мамонта Самсонова, а сам толстый урод разговаривал с продавщицей, указывая на газету в своих руках.

И этот здесь! Не догонит Маркухина, Геннадий вломит Мамонту за всё хорошее, а потом пусть жалуется, если выживет!

— Быстрее! Ходу! — проорал Тетеря Мамонту.

Тот, мгновенно оценив ситуацию, бросился к своей заведённой машине. Оба нырнули в иномарку, и авто сорвалось с места.

Геннадий, совсем запыхавшись, остановился.

Это что такое было?!

Толстый урод совсем стал шестерить на бандюков?

Слава богу, что у Машки с ним кончено!..

Постепенно успокаиваясь, Геннадий дошёл до лотка. Плохо, что он так провалил «операцию мщения» — подонки теперь затаятся, будут начеку, поняли, что он им парковской выходки не спустит. Посмотрев на худую, маленькую пожилую продавщицу, спросил:

— О чём разговаривал с вами тот человек?

— Что? — Продавщица заморгала часто-часто.

Геннадий полез во внутренний карман, показал удостоверение:

— Полиция. О чём вы разговаривали с человеком, который купил у вас газету и сейчас уехал на машине?

— A-а, — просияла продавщица, поняв, что чересчур любопытный, помятый, с битой физиономией субъект имеет отношение к Министерству внутренних дел. Пояснила, с уважением в голосе (уважение относилось к Самсонову): — Он наш городской поэт. Вот в этой газете опубликовали его стихи. Они на очень злободневную тему. Мы с ним говорили о стихах.

— Вы его хорошо знаете?

— Нет. Совсем не знаю.

— Ясно. Почем газета?

— Тридцать рублей.

Геннадий протянул мелочь:

— Давайте.

С газетой медленно двинулся обратно во двор, где стояла машина медэксперта. Геннадий стал искать, на какой полосе опубликованы стихи Мамонта. Это газета Авдотьина, за которым стоит Ондатр. О чём там этот ублюдок насочинял? Не дай бог, будут выпады или намёки в адрес отца, тогда всё, Самсонову придёт полная хана!

Стихотворение Мамонта Геннадий обнаружил внизу статьи Кукурузова о полном беспределе на Приречном мясном заводе. И Кукурузов здесь. Да, но статья явно сделана по заказу Пантелея — все в управлении следили краем глаза за рейдерской атакой, которую организовал сей криминальный авторитет на преуспевшее, на свою беду, малое предприятие. Уже были судебные иски к мясному заводу, набеги пожарной и санитарной инспекций. Но, видимо, у Пантелея пока не нашлось крючка, с которого не соскочишь (у Ондатра на Геннадия такой крючок нашёлся!), он натравил на несговорчивых мясников прессу и общественность. Получалось, Пантелей стал работать в согласии с Ондатром? Раньше они были конкурентами, не раз сходились на стрелках, правда, без крови. А тут Ондатр явно помогал своему визави.

В статье Кукурузов обвинял мясной завод в антисанитарии, в опасности производимой на предприятии продукции, делал прозрачные намёки на недопустимые, вопиющие случаи. А Самсонов резал поэтическую правду-матку:

Геннадий свернул газету. Угробят ведь предприятие, не дадут нормально работать.

Геннадий не раз брал продукцию мясного завода, всегда отмечая её качество, а тут — ложь в каждом слове. Мамонт, Мамонт, последняя ты сука!.. А вот заграбастает Пантелей мясной завод, тогда описанные в стишке события станут реальностью! И никто слова сказать не посмеет, будут всё знать, и сидеть, и молчать, как пишет Самсонов.