Владыка - Александра Лисина

Тир едва не высказал вслух то, что накипело, но увидел печальную улыбку на лице владыки, его погасшие глаза, в которых вместо раздражения вдруг проступило понимание и смирение… ощутил слабое рукопожатие, в которое умирающий эльф вложил всю свою благодарность за отчаянную попытку спасти ему жизнь, и… с тяжелым вздохом опустился на краешек постели.

— Я все еще не прощаю тебя, — тихо признался он. — Мне трудно забыть и принять твое прошлое. Еще труднее — с ним смириться. Да, я не такой, как мой отец. Во мне нет его силы и умений. Может быть, Иттираэль прав и я слишком молод, чтобы противиться неизбежному, но… я все-таки попытаюсь. И знаешь почему?

Тирриниэль отрицательно качнул головой.

— Потому что отступить — это значит сдаться, когда еще есть надежда. Это значит, что я слаб. Недостоин своих предков и бессмертия, которым наградили меня родители. Я не герой, дед. Совсем нет. Но так меня учили мои друзья. Так живут они сами — сражаясь до последнего, пока еще бьется сердце и течет в их жилах кровь… только поэтому я не сдамся тоже. Клянусь, что сделаю все, чтобы ты дожил до прихода Торриэля. Хотя бы ради того, чтобы ты мог сказать ему то, что не успел два десятилетия назад. Я выбрал, дед. Теперь дело за тобой.

Владыка Л’аэртэ сильно вздрогнул, но ответить не успел.

— Тир! — испуганно вскрикнула Милле, влетая в распахнутые двери. Удивительно нежная в свободном голубом платье, что так красиво оттеняло ее глаза. Прекрасная, как всегда, и по-весеннему свежая. Она пронеслась по комнате диким ветром и порывисто обняла юношу за шею. — Ты в порядке? Что случилось? Что с ним?

— Истощение, малышка, — тяжко вздохнул юный лорд, старательно глядя в сторону. — Причем полное: физическое и магическое.

Милле неверяще посмотрела на заметно постаревшего владыку, на лице которого всего за один день проступили глубокие морщины.

— Но как же это? Ты ведь сказал, что еще есть время!

— Я ошибся.

— Боже… сколько еще осталось?

— Часа три, если ничего не сделать. И примерно неделя, если я закачаю его силой под завязку, досуха опустошив собственный резерв. Если подключатся хранители, то плюс еще пара дней, а потом — все. Уход заберет его, несмотря на все наши старания.

Мелисса побледнела и медленно приблизилась к постели умирающего повелителя.

— Тирриниэль?

— Он прав, дитя, — прошелестел эльф, с тихой радостью встречая неподдельную тревогу в ее чудесных глазах. За него тревогу. О нем, дураке, сейчас беспокоился этот чистый ангел. — У меня осталось слишком мало времени. Но здесь нет вашей вины — я сделал все, что мог, чтобы вы оставались в безопасности, а теперь настало время уходить.

— Тебе еще рано! — упрямо вскрикнула Милле, пытаясь спрятать подозрительно заблестевшие глаза. — Ты слишком молод для Ухода, и все это — большая ошибка!

Тирриниэль устало откинулся на подушки.

— Нет, девочка. Боюсь, что ошибаешься ты, потому что это началось далеко не вчера и даже не год назад. Я много лет ждал этого дня. Искал выход, но все тщетно: от Ухода нет спасения. Мы все знали, что однажды это случится, и я очень рад, что успел встретить вас до того, как умру. Так что нечего грустить и не нужно предаваться печали — проклятие Изиара еще никому не удавалось обмануть.

Мелисса прикусила губу, чтобы не расплакаться, но Тирриниэль и так все прекрасно понял.

— Не волнуйся за меня, дитя. Уход не причиняет боли. Только слабость, но это весьма невысокая цена за дарованную мне власть.

— Я не хочу, чтобы ты умирал! Не так! Не сейчас! Тир… — Милле посмотрела на юношу и тихонько всхлипнула. — Неужели нет никакого выхода? Ты же знаешь, что все это неправильно! Нечестно, в конце концов! Тирриниэль должен жить! Хотя бы еще две недели, но обязательно должен!

Тир прикрыл нещадно пылающие глаза.

— Вообще-то… я думаю, ты могла бы замедлить… не совсем, конечно, но выиграть время мы сумеем. Если я отдам свою силу, а ты… ты сделаешь то, что умеешь.

— Ты хочешь, чтобы я?.. — неверяще ахнула Мелисса, зажав рот ладошками.

— Прости, маленькая. Я уже ничего не понимаю, сомневаюсь даже в себе и не знаю, чего хочу. Но я уверен в одном: если ничего не сделать, он умрет.

— Нам же запрещено!

— Да, — неохотно согласился Тир, быстро покосившись на непонимающе нахмурившегося владыку. — Но я не хочу сдаваться так просто. Мама бы… не одобрила. И Вал, как мне кажется, — тоже.

Мелисса судорожно сглотнула. А потом быстро подошла и крепко обняла удрученного эльфа. Прижалась на мгновение всем телом, отчаянно громко шмыгнула носом и решительно отстранилась.

— Хорошо, я попробую. Я очень постараюсь, если Тирриниэль не будет против и если ты присмотришь за дверью. Большинство не поймет, конечно, что происходит, но от хранителей не удастся скрыть, если кто-то из них окажется поблизости. Особенно от Иттираэля.

— Я никого не пущу.

Утром Таррэн вернулся в лагерь один. Ни словом, ни жестом не показав своего состояния, с непроницаемым лицом схватил вещи Белки, перебросился парой тихих фраз с воеводой. Подчеркнуто молча оседлал мимикров и повернул в сторону виднеющейся невдалеке дороги. Вопросительные взгляды сородичей демонстративно проигнорировал, на виновато потупившего Аззара даже не посмотрел. Ирташа хлопнул по холке. И лишь когда Карраш тревожно фыркнул, настойчиво заглядывая в потемневшие глаза хозяина, отрицательно качнул головой.

— Не надо. Пусть побудет одна.

Шранк, выводя на дорогу уже оседланного скакуна, озабоченно нахмурился.

— Думаешь, стоит их оставлять в стороне? Впереди — Стиллос, а за ним — западный тракт. Нам больше не удастся скрываться: караванов там полно, народу — тем более. Торговый путь, все-таки! Через три с половиной дня вообще до Аккмала доберемся, а там…

— Мы не станем делать остановку в Аккмале, — ровно сообщил Таррэн, запрыгивая в седло.

— Почему? Ведь там должны ждать…

— Именно поэтому, друг мой, мы туда не заедем.

— А как же Белик? — совсем озадачился воевода.

— Нагонит к вечеру.

— Да нет, я об Аккмале! Он разве не собирается повидать нашего задиру? И его… мм… подопечных? Они, скорее всего, еще в городе, а вы их больше месяца не видели!

— Малыш не хочет рисковать. Так что мы заберем их на обратном пути.

— А Траш?

— Все уже обговорено, — обронил Таррэн, и Шранк понимающе кивнул.

— Как скажешь. Это твоя стая. С остроухим что будем делать?

— Ничего, — ответил эльф, даже не обернувшись, но Аззар все равно сжался, словно ему только что вынесли смертный приговор.

Когда Таррэн тронулся с места, эльтар нарочно замешкался и выехал последним — непривычно тихий, молчаливый, по-прежнему бледный и какой-то растерянный. Он ни слова не сказал сородичам, когда вернулся вчера к уютно потрескивающему костру. Один, без повелителя, с парными мечами за спиной, которые ему почти с пренебрежением вернули. Зачарованная цепочка к эльфу тоже вернулась, но и это обстоятельство его не радовало. Ни на кого не смотря, Аззар уселся в сторонке, уставился в землю и застыл, не реагируя на осторожные расспросы братьев. Так, почти не шевелясь, он и встретил рассвет — одинокий, потерянный, охваченный отчаянием. Но еще больше он устал от того, что теперь не знал, как ему жить и чему верить. И почему за все то, что он вчера натворил, ему до сих пор не надавали по шее.