Сестры Тишины. Тихоня - Вера Чиркова

Значит, нужно искать городок, желательно среднего размера, в маленьких все в курсе чужих тайн, откуда-то он очень хорошо это знал. Хорь недовольно скривился, проклятая ведьма! Вот откуда она взялась на его голову? И еще мучил вопрос, откуда у него взялись деньги на капсулу? Если, пошарив по карманам, он не нашел не только монет, но даже кошеля.

– Вот приличная спальня, – распахнула перед Хорем дверь хозяйка, а когда он проходил мимо, отпрянула в сторону так резво, словно клиент был вымазан грязью.

Хорь пожал плечами и решительно захлопнул за собой дверь, и только потом принялся изучать комнату, которая с первого взгляда показалась ему слишком роскошной для отданных Устине монет. Небольшая, но уютная гостиная сверкала чистотой и хрустящими накрахмаленными занавесочками, салфеточками и скатерками, а во второй комнате стояла не менее хрустящая постель. Кроме нее, в углу за занавеской стояла низкая бочка, рядом на скамье вторая, с водой, и он мимоходом сунул туда палец. Теплая… странно. Он скептически скривился и пошел дальше, утром накупался досыта.

Распахнул шкаф, полюбовался на запасные одеяла и стопку свежих полотен и салфеток и шагнул к окну, рядом с которым стоял низкий стол и два стула.

Рассмотрев небольшой садик, разбитый под окнами, Хорь вздохнул и начал неторопливо раздеваться. Одежду он раскладывал по стульям и кровати, намереваясь изучить ее досконально. Идея о том, каким способом попытаться побольше выяснить о своей прежней жизни, возникла у Хоря еще утром, когда он, умываясь, обнаружил обвивающий запястье странный рисунок из листьев и цветов.

Хорь совершенно не помнил, откуда взялся у него на руке этот нарисованный венок, но чувства раздражения браслет не вызывал, наоборот. Странное тепло возникло в груди, когда мужчина погладил пальцем серебристые листики.

– Я принесла мыло и настой ромашки, – без стука ворвавшись в комнаты и торопливо протопав в спальню, выпалила хозяйка и пристально уставилась на постояльца, ничуть не смущаясь тем, что на нем остались лишь исподние штаны.

Оценивающе оглядела стройную сильную фигуру и мускулистые ноги, скользнула взглядом по груди, перевела его на руки и начала бледнеть.

– Простите ради всех святых, господин… я как лучше хотела, – пятясь от гостя, как от выпня, женщина бухнула на стол кувшин и мисочку с мылом и стремительно сбежала, оставив гостя в одиночестве.

Хорь озадаченно нахмурился, происходило нечто непонятное, и его интуиция толкала бежать от этого непонятного как можно дальше.

Он дернулся было к окну, бежать, но споткнулся о собственные сапоги и остановился. Демон, и куда бы он помчался в исподниках? Да и не настолько сильна опасность, чтобы у него не было нескольких минут закончить свои дела.

Иначе, как он подозревает, не скоро у него появится возможность рассмотреть свои вещи с таким удобством.

Начал Хорь с сапог и сразу отметил, что раньше недостатком средств он явно не страдал, как и здравомыслием, раз купил себе такие сапоги. Из хорошей кожи, на тройной подошве, с полостями для ножей и золота и крепкими пряжками. Одежда оказалась под стать, удобная, явно недешевая, но неброская, причем поражало количество потайных карманов и продуманность их размещения. Хорь не сразу догадался, как открыть некоторые тайники, а когда все же разобрался, присвистнул от изумления. Как выяснилось, он является владельцем довольно интересных и далеко не дешевых вещиц. От незнакомых зелий до почтовых пеналов, хорошей бумаги и пера гномьей работы. Еще нашлась маленькая пилочка тоже из мастерских коротышек, моток крепкого и тонкого шелкового шнура, отмычка и даже амулет, очищающий болотную воду. Зажигательные палочки он нашел еще ночью.

В рукаве куртки Хорь совершенно случайно обнаружил махонький кинжальчик, с рукояткой-пуговкой. Однако на несколько минут забыл про все эти странные вещи, развернув записку, которую едва не сунул ночью в костер.

А вот сейчас, когда он решил все спокойно обдумать, эта записка удивила его точным перечнем сведений, какие он и сам знал про себя. Как зовут, чем занимается, почему не живет дома. Но написано все было как-то сухо, словно приказ или памятка… и выходило, написать такое он мог только сам.

Хорь немедленно взял перо и бумагу, написал несколько слов и тщательно сравнил, хотя уже с первых букв догадался: писал записку не он. И вот теперь она становилась намного важнее и ценнее, чем он считал вначале. Но об этом следовало подумать спокойно, без суеты и ожидания стука в дверь. Хорь торопливо оделся, отметив про себя, что одевается так, словно когда-то был воином. Однако эта мысль не вызвала у него раздражения, наоборот, показалась привычной.

Значит, он все же воин. А судя по особой одежде и хорошей бумаге – далеко не простой. И это тоже понравилось Хорю, и он уже уверенно разложил по местам свои вещи, ссыпав собранные с тела ведьмы трофеи в самый дальний из потайных карманов. Права была травница, не стоит ему их здесь показывать. Она вообще оказалась очень рассудительной… даже в выборе ему имени, и он больше не будет зваться Хорьком. Хотя бы из-за странной записки, где стоит эта неприятная кличка. Действительно, имя «Хор» звучит значительно лучше.

Однако наниматься к ее наставнице он тоже не будет, как и зарабатывать утешителем богатых дам, не его это. До сих пор зубы сводит оскоминой, едва припомнит, как совсем недавно обнимал эту самую Устину. Хор найдет для себя более мужской и достойный способ заработка. Но немного позже, сейчас вообще ничего искать не будет. Сначала постарается разобраться в своих личных делах, какое-то чувство, интуиция или здравый рассудок, неважно, упорно твердили, что в их разрыве с женой не все гладко. Но подумать спокойно в этих увешенных накрахмаленными салфеточками комнатах у Хора не получится, слишком настораживает внезапная перемена в поведении хозяйки, да и сами комнаты, явно лучшие в ее заведении.

Хор свернул тючком плащ, повесил за спину, чтобы не мешался, еще раз пробежал взглядом по обстановке и шагнул к шкафу. Прихватив пару салфеток, чтобы позже перевязать руку, распахнул окно и шагнул через подоконник на узкий карниз. Впрочем, гулять по нему мужчина не собирался, придерживаясь рукой за подоконник, примерился и спрыгнул в ухоженный цветник. Ловко спрыгнул, отметил он сам себе, несмотря на дорогие вещи, тело хорошо тренированное, и это тоже добавляет штрихов к вырисовывающемуся портрету. Совершенно иного человека, ничуть не похожего на того, кем он считал себя утром.

Несколько шагов до забора Хор проделал под ветвями густых кустов, низко пригнувшись, затем легко перемахнул через заборчик и оказался там, куда и проложил мысленно свой путь, стоя в комнате у окна. В усыпанный яркой листвой сад, где еще лакированно блестели на деревьях бордовые поздние яблоки. Без всякого зазрения совести сорвав на ходу несколько штук, в возмещение денег за комнату, которой не пользовался, Хор пересек сад, выбрался за заднюю калитку и пошел в направлении, обратном тому, в каком двигался утром. Теперь он шел на север, и для принятия такого решения у него было несколько веских доводов.

И главный – чувство противоречия, все крепнущее в его душе, когда он думал об ограничивающей его жизнь записке. А чем больше Хор думал о забытой жене, пытался представить, как они жили, о чем разговаривали, как обедали, как ложились вечером в супружескую постель, – тем больше начинал понимать, что не испытывает ни одного из тех чувств, которые по полузабытым наблюдениям переживали другие обманутые мужчины. А в его сердце не было ни боли, ни злобы, ни тем более ярости и желания отомстить или убить. Да и жена по туманным и расплывчатым воспоминаниям была довольно приятная, на плечах смутно ощущалось поглаживание теплых ладошек, по губам пробегала ласково щекочущая волна при мысли о том, как он ее целовал. И потому Хор намерен добраться до какого-нибудь города и сходить в гномий банк.