Маяк на Хийумаа - Леонид Абрамович Юзефович

– У меня вопрос.

Родыгин взглянул на него с ненавистью.

– Ну?

– Кто живет в Сингапуре?

– Сингапурцы.

– А они кто?

– Люди. Такие же, как мы с тобой.

В ответ сказано было с еврейской безапелляционностью:

– Нет, не такие. Они мусульмане.

– И что?

– У мусульман много жен. Их сразу всех сажают в тюрьму вместе с мужем, весь гарем? Или по очереди?

– Подойди ко мне после звонка, я отвечу на твой вопрос, – пообещал Родыгин и перевел взгляд на застывшую, как истукан, Векшину. – Не хочешь, как хочешь. Тебе же хуже.

– Я принесу ей воды, можно? – вызвался самый маленький и беднее всех одетый мальчик.

Родыгин кивнул, подумав, что именно в таких детях сильнее развита способность к состраданию. Мальчик взял портфель и пошел. Когда дверь за ним закрылась, откуда-то сзади со знанием дела известили:

– Больше не придет.

Векшина опять икнула.

– Садись, – велел ей Родыгин.

Она села, зацепив коленями портфель. Он вывалился из ниши, учебники и тетрадки рассыпались по полу. Отдельно отлетела маленькая стеклянная туфелька, с прошлогодних зимних каникул всегда лежавшая в портфеле как напоминание о том, что счастье возможно.

Родыгин поднял ее, провел пальцем по ложбинке над каблуком. В нее следовало класть недокуренную сигарету.

– Зачем ты носишь с собой эту пепельницу?

– Отдайте, – сказала Векшина, засовывая в портфель все то, что из него выпало.

Человечек в горле последний раз дрыгнул ножкой и выскочил в форточку, под дождь. Он уже минуты две хлестал по стеклам, окутывая класс ровным усыпляющим гулом.

– Это пепельница твоего папы?

– Мой папа не курит.

– Не ври. Кто пьет, тот курит, – поделилась жизненным опытом рано созревшая Вера с зеленым подбородком.

С туфелькой на ладони Родыгин прошелся по классу, чувствуя на себе взгляд Векшиной, хотя она не только не поворачивала головы в его сторону, но даже не двигала зрачками. Векшина смотрела так, словно ее нарисовали на агитплакате. Родыгин ощутил себя жертвой оптического обмана.

– Надеюсь, – сказал он, – в вашем классе нет таких ребят, которые курят.

– Филимонов курит, – наябедил веселый мальчик, в очередной раз вылезая из-под стола.

– И пьет, – добавили сзади и заржали.

– Отдайте, пожалуйста, – опять попросила Векшина.

Родыгин медлил. Судьба послала ему замечательное наглядное пособие для рассказа о вреде курения. Расставаться с ним не хотелось, но как его правильно использовать, он пока не знал. Мысли скользили в том направлении, что красота этой туфельки с ее женственными изгибами и острым хищным носом – это красота порока, нужно уметь отличать ее от подлинной красоты, которая делает человека лучше, а не пробуждает в нем низменные желания. Он начал говорить об этом, трудно подбирая слова, но перебили две нарядные девочки за одним столом.

– Пожалуйста, отдайте ей! Ну пожалуйста! – заныли они, нахально поглядывая на Родыгина и влюбленно – друг на друга.

– А то я вам ничего больше не стану рассказывать! – пригрозил начитанный мальчик.

Внезапно Родыгин понял, что не сказано о самом страшном – том, что пострашнее курения и даже алкоголя. Говорить о наркотиках в детской аудитории следовало с предельной осторожностью, он это, разумеется, понимал, но неожиданно для себя самого взял с места в карьер, спросив:

– Кто знает, что такое “мулька”?

Стало тихо.

Родыгин сощурился.

– Кто-нибудь знает? Только честно.

– У меня так кошку зовут, – робко сказала прозрачная девочка, сомневаясь в правильности ответа.

Все засмеялись, и она добавила:

– Раньше звали Муркой, но переназвали из-за сестры.

– Чьей? – спросили у второго окна.

– Моей. Она еще маленькая и не выговаривает букву “р”.

Тут зазвенел звонок. Сквозь шум дождя его звон казался слабым и неуверенным – так звенит лежащий под подушкой будильник, не приказывая вставать, но деликатно напоминая об этой печальной необходимости.

Ребята возбужденно заерзали.

– Тихо! – повысил голос Родыгин. – Это сигнал не для вас, а для меня.

Свои беседы он старался закончить так, чтобы после них оставались два противоположных чувства – полноты и одновременно незавершенности сказанного. Недостаточно изложить тему и сделать выводы, нужно внушить слушателям понятие о неисчерпаемости предмета. Родыгин виртуозно владел этим искусством, но сейчас мешал сосредоточиться тропический ливень за окнами. “Как в Сингапуре”, – подумал он и увидел, что Векшина вдруг рванулась к выходу.

В руке у нее был портфель, но она отпустила его, едва Родыгин, в прыжке догнав ее, схватился за ручку. Портфель остался у него, а Векшина юркнула в дверь. Он почувствовал себя мальчишкой, которому достался хвост улизнувшей ящерицы. Он бросил портфель на учительский стол и кинулся за беглянкой. Коридор надвинулся гамом, толкотней, ребячьи лица проносились мимо, как лампочки в тоннеле. Он бежал, чтобы вернуть Векшиной ее туфельку, а она уже нырнула в тамбур, вылетела на крыльцо.

Даже здесь, под крышей, воздух был пропитан колючей моросью, внизу пенились ручьи, лягушками плюхались в траншею подмытые комья глины. Векшина слышала за собой шум погони, подковки тяжелых мужских ботинок гремели по кафелю.

В тамбуре от Родыгина шарахнулись курильщики. В углу тоненький голосок сказал:

– Вода кончилась.

Это был тот мальчик, что пошел за водой для Векшиной.

– Кипяченая, – пояснил он. – В бачке.

Родыгин шагнул сквозь него и замер в дверном проеме.

Векшина стояла в трех шагах, на краю крыльца. Казалось, она добежала до края нависшей над морем прибрежной скалы и готова кинуться в воду, как нимфа, лишь бы не достаться преследующему ее сатиру. Дождь сек запрокинутое в бесконечном отчаянии, мокрое не только от него личико.

– На, возьми, – шепотом, чтобы не спугнуть ее, проговорил Родыгин, осторожно вытягивая перед собой руку с туфелькой на ладони.

Векшина обернулась, и он компанейски, как ему думалось, подмигнул ей. Она с ужасом посмотрела на его перекосившееся лицо с жутко зажмуренным глазом и метнулась со скалы вниз.

Родыгин прыгнул за ней, холодные струи потекли за ворот. С разбега он перемахнул через траншею, едва не съехав на дно по осклизлой глине, выскочил на газон, и ознобом охватило предчувствие непоправимого – на светофоре горел красный свет, а Векшина со всех ног приближалась к проезжей части. Перед ней, разбрызгивая лужи, сплошным потоком неслись автомобили.