Заявка на подвиг. Сказочное повествование - Константин Арбенин

– Ну что это за дела, твое беззаконие! – заговорил рыцарь. – Я тебя там жду, а ты тут осел...

– Чего тебе еще надо? – дракон повернул в его сторону пятую голову.

– Как чего! Отпустил футболистов – молодец, это честно и по-спортивному, хвалю и восхищаюсь. Но уж давай начатое дело до конца доведем: как я, по-твоему, их обратно доставлять буду? Завтра уже матч, а они на ногах едва держатся. А у меня, между прочим, один конь на всех! Короче, транспорт давай, твое беззаконие, сумел утащить, сумей и...

Он вдруг осекся и прислушался к драконьему сопению.

– Ты чего, твое безголовие, плачешь, что ли?

Дракон вместо ответа подвел вторую голову к одному из призраков.

– Володя, – приказал, – вызови им летучих обезьян за наш счет – пускай подавятся. И чтоб побыстрее, чтоб духу их человечьего здесь больше не было.

Призрак поклонился и упорхнул. Дракон больше на рыцаря не смотрел, но чувствовал спиной, что тот все еще стоит позади него с открытым от удивления ртом.

– Иди, победитель, – всхлипнул Спартак Динамыч сразу тремя ртами (на нервной почве у него синхронизация какая-то проявилась), – не стой за спиной, а то ведь мы не вытерпим – спалим тебя ненароком.

– А чего ж сразу не спалил? – спрашивает рыцарь – не нагло уже, а озадаченно. – Духу не хватило? Или на ужин приберечь хотел? А может у тебя того – благородство кое-какое в закромах осталось? Как атавизм, а?

– Много ты понимаешь в атавизмах-то, – ступенчато всхлипнула пятая голова. – Мы, может, с детства о настольном футболе мечтали. Мы, может, триста лет только и жили этим. Мы, может, и наиграться-то не успели вдоволь, а теперь – и без футбола, и без лучших голов осталися. Может, мы вообще первый раз в жизни мяч пинали, может, мы преимущественно болельщик! У нас, может, столько болезней, что и признаться совестно! Может, нам жить осталось лет сто семьдесят пять от силы! А ты нас – как щенка, в сухую, на корпию расщипал!.. Смял ты нас, победитель, бессовестно втоптал в самую глухую безнадегу. Мы теперь сами себя не понимаем, сами с собой договориться не можем. Покусали вон друг друга! Стыдно, ей богу... Браконьер ты живодерский – вот кто ты после этого! Уходи прочь, гость непрошеный, видеть тебя не желаем.

Барон Николай замычал, как бы не умея выдавить из себя подходящие слова.

– Так я ведь...

– Иди, прошу тебя, – говорит пятая.

– Только ты это... – вдобавок жалобно попросила седьмая, – ты... дамочке своей, про то, что видел здесь, не рассказывай, будь человеком.

И зарыдал горячими струями – будто шестнадцать труб в подвале прорвало.

Рыцарь не стал ничего больше говорить, повернулся и пошел к выходу. В душе его что-то протяжно заныло, какой-то печальный фагот заиграл. Он подумал: «Вот тебе и чудище – обло, стозевно, но уже не озорно и не лаяй.» И еще сейчас ему вспомнились слова своего старого наставника кентавра Сандалетова, слышанные еще в ученическую пору. «Первая седина, – сказал тогда Сандалетов, – ударила мне в бороду, когда я увидел своего лютого врага побежденным и плачущим. Нелегкое зрелище...»

«Мане не скажу» – твердо решил рыцарь.

То, что он увидел, выйдя из пещеры, отвлекло его от мрачных мыслей. Толпа футболистов с криками «Оле-оле-оле!» подбрасывала донью Маню в воздух. Оруженоска громко и измучено хохотала (видимо, от щекотки), на шее у нее трепыхался бело-фиолетовый шарфик, подмышкой она придерживала мяч-кладенец, весь исчирканный росписями, а в левой руке сжимала дудку с клаксоном – излюбленный сувенир футбольных болельщиков. Видимо, во время отсутствия барона Николая освобожденные пленники вышли из ступора и дали волю своим эмоциям. Увидев рыцаря, они опустили оруженоску на землю и кинулись к своему спасителю.

Оруженоска с трудом оттащила рыцаря от ошалевших футболистов.

– Послушай, рыцарь дорогой, – начала она с тревогой в голосе, – а мы ничего не перепутали? Это вообще та команда?

– В каком смысле? – не понял ее тревоги барон Николай.

– Да из них же никто по-нашему не разговаривает! – оруженоска округлила глаза. – Только «але» да «але»! И вместо автографов – вот, гляди: крестики, снежинки какие-то, пляшущие человечки!

Барон Николай посмотрел на донью Маню как на безграмотную.

– Ну ладно, ладно, – она даже отпрянула от такого взгляда. – А чего ж ни все такого вида... интернационального, мягко говоря?

– Темнота! – затряс головою рыцарь. – Это легионеры! Вон тот сарацин с номером «два» на футболке – это же лучший форвард сезона! А вот этот эфиоп, шестнадцатый, – это хав, полузащитник экстра класса, мастак, каких мало...

Донья Маня узнала вкратце о всех футболистах – о турке, двух бедуинах, двух выкупленных из рабства афроевропейцах, индейце из Нового Света, каннибале из племени Трикапу и даже о самом настоящем орке, выкопанном футбольными селекционерами откуда-то из Внутреземья. И все они, к ее удивлению, были лучшими анахронезмскими стопперами, голкиперами, либеро и т.д. (она не запомнила эти сложные средневековые термины). Выслушав лекцию, оруженоска все же не удержалась от вопроса.

– А ты уверен, – спросила она, – что тренера съел дракон, а не они сами?

Барон Николай пожал плечами. Похоже, этот вопрос волновал его меньше всего.

Летучих обезьян оказалось ровно двенадцать, и возникла непредвиденная загвоздка: каждая из обезьян могла поднять в воздух лишь одного человека – таковы были правила техники безопасности. Идти же на нарушения этих правил обезьяны категорически отказывались. Победная радость барона Николая сменилась глубокой озабоченностью. Ведь вместе с рыцарем и оруженоской футболистов выходило тринадцать, стало быть, один в этой чертовой дюжине получался тринадцатый лишний. Или одна? Барон Николай виновато поглядел на оруженоску.

– К сожалению, – задушено произнес он, – Спартак Динамыч успел съесть только тренера...

Оруженоска поняла намек.

– Как ты можешь так говорить, – она попыталась улыбнуться. – Не к сожалению, а к счастью.

Рыцарь взглянул на нее еще виноватее.

– Ну ладно, – понимающе вздохнула донья Маня. – Ты ведь свой подвиг уже совершил, к тому же, самостоятельно, почти без моей помощи. Ступай теперь, не томи. Я как-нибудь без этого Кубка переживу, да и до дома доберусь как-нибудь. Держи дудку.

Она сунула ему в руку клаксон.

Гримаса сомнения перекосила барону Николаю рот. Внутри него как бы соревновались в этот миг две стихии: одна была футбол, а названия другой он сам пока не знал. И не просто соревновались, а шли щека к щеке и вырывались вперед с попеременным успехом. Какая ж возьмет? У футбола опыта оказалось больше.

– После матча только особо не задерживайся, – попросила донья Маня, – сразу домой ступай.

Рыцарь вдруг упал на правое колено и взял в свои рыцарские руки ее ладонь. А ладонь от пролитого на нее йода была вся рыжая и в солнечном свете отливала золотом. Рыцарь даже удивился – повертел эту ладошку, понюхал. И поцеловал так, как никогда еще на свете ни один рыцарь не целовал руку своей оруженоске. А потом, будто бы боясь словами испортить такое тонкое взаимопонимание, бегом побежал за футболистами.