Державы верные сыны - Владимир Бутенко

Но в верстах сорока от Кубани Девлет-Гирей навязал русским настоящую баталию! Сшиблась черкесская и казачья конница, палили с обеих сторон пушки. И снова натиском ахтырцев, рубак-гусар, враг был опрокинут и ретировался до кубанского побережья.

Через три дня туда же прибыл и Бухвостов, малое воинство которого состояло теперь из той же легкой полевой команды и казачьих полков Платова и Уварова.

Обоюдная враждебность достигала такого накала, что, завидев друг друга, неприятели вступали в бой без подготовки. Теперь же, на водном рубеже, Бухвостов замыслил использовать внезапность соприкосновения с противником, а хан – выгодное положение на берегу, труднопроходимые для казачьей конницы овраги и участки леса.

Сотня Кравцова, спешившись, атаковала янычар, укрывшихся за каменным валом. С громкими криками и свистом казаки набежали на вражеские позиции, вступая в рукопашную. Ремезов рубился рядом с Санькой Акимовым, левшой, стоя плечом к плечу. Но удержаться долго в таком положении не удалось, – налетели басурмане со всех сторон, круговерть смертельной схватки закружила непредсказуемо. В этой суматохе, когда рядом мелькали клинки и ятаганы, издавая высокий звон дамасской стали, когда дрались храбрецы кинжалами и палашами, а зачастую и пиками, – не было секунды на размышленье, на страх, на передышку. Всяк действовал по наитию, по выработанной в боях сноровке и особому ратному чутью, объяснить которое обычными понятиями никто из них не смог бы…

Леонтий, вырвавшись вперед, оберегал сродственников, бьющихся с янычарами. Ранен был урядник Рящин, с окровавленной головой его потащил назад кто-то из казаков. Коварный ятаган навек уложил на кубанском берегу сорвиголову Пахарина, зазевавшегося после удара копьем. Досталось и богатырю Белощекину, подмеченному татарской стрелой. К счастью, она пробила только кольчужку-накладку, которую бородач носил на груди. Пятно крови проступило все же и на казацком кафтане. Это только раззадорило бородача! Меч его еще неотвратимей разил турок, прокладывал дорогу вглубь вражеских позиций.

Крымчаки дрогнули. Их командиры стали давать тревожными голосами приказы, и построение неприятеля нарушилось, изломилось. Задние ряды начали отступать, рассыпаться по отмелям Кубани, утратившей уже полноводную силу. Татарская конница в панике бросилась переходить реку вброд, надеясь укрыться в лесу.

Бухвостов, следивший за ходом боя, понял, что османы охвачены паникой, и приказал Платову преследовать неприятеля в спешенном порядке, а сам повел остальные силы в обход.

Потери с обеих сторон были значительны. Но казаки не отставали, смертельно жаля ханских воинов. Лишь временами на отдельных лесных участках черкесам удавалось создавать очаги сопротивления, отражать натиск неверных. Во главе этих отчаянных горцев стояли уздени. Кровные узы обязывали сражаться друг за друга насмерть. И потому бой принимал затяжной характер.

Между тем, когда баталия переместилась в лес, Шабаз-Гирей вконец утратил возможность управлять разноплеменным войском. Опасность полного разгрома заставила калгу спешно отводить основные силы к горам, минуя и бросая на произвол судьбы Копыл, столицу закубанских черкесов.

Подполковник передал приказ Уварову поворачивать на Копыл, с ходу взять его, прикрывая устремившуюся легкую команду гусар и драгун. Русский отряд влетел в совершенно обезлюдевший город! Жители, не ожидая поражения своих воинов, попрятались в лесах, в ущельях. На радость Бухвостова, противник оставил целыми и невредимыми тридцать четыре пушки с ядрами. Такого подарка он не ожидал!

Гораздо тяжелей пришлось Платову. Бой протекал с переменным успехом, поскольку выросшим в гористой местности и привыкшим к лесу черкесским воинам обстановка была более знакома. Они лучше укрывались за деревьями и кустарниками, быстрей ориентировались. А в боевом искусстве ничуть не уступали донцам.

В самый трудный час боя Платов сам ринулся вперед с обнаженной шашкой! Воинственный вид полковника ободрил обессилевших казаков. Ремезов вновь принял командование полусотней, ввиду гибели урядника. Он бежал неподалеку от командира, зорко глядя по сторонам, чтобы при необходимости броситься Матвею Ивановичу на выручку.

И недаром! На краю обширной поляны, затянутой пороховым дымом, их встретили турки и ногайцы-лучники. Просвистели стрелы. С горестным стоном упало несколько казаков. А Платов первый схватился с рослым янычаром, на лету перехватил его ятаган навостренной саблей! Казаки цепью сошлись с неприятелем, скрестились шашками. Краем глаза Леонтий видел, как Белощекин гнет ряд янычар справа, отступающих под напором казачины, мечущего над головой стальные молнии. Леонтий, подав условный знак, протяжно свистнув, бросился с казаками в брешь вражеской обороны, и в какие-то минуты янычары были взяты в смертельное кольцо. В пылу рубки, добивая усатого турецкого пехотинца, Ремезов вскользь заметил убегающего между деревьями богато одетого черкеса…

Спустя полчаса он с тремя казаками отправился прочесывать окрестный лес, заодно надеясь напиться и помыть липнущие от крови руки. Склон горы уводил все выше. Казаки, остерегаясь внезапного нападения, то и дело останавливались. Тропа привела к лобастой скале, из-под которой ниткой тянулся ручеек. Казак Бричинцов присел и зачерпнул воду ладонью, и тут же повалился набок, сраженный выстрелом из ружья. Из-за каменной громады вспорхнуло пороховое облачко. Раненого односума казаки Шелехов и Медведев понесли к штабному пункту, где развернул лазарет полковой лекарь. А Леонтий, мигом натрусив на полку пороха, взял ружье на прицел и нырнул в заросли папоротников.

Он долго сидел на корточках, изучая из укрытия лес и ложбины скалы. Всматривался в каждую ветку, в каждый валун. Вдруг ожил, зашевелился камень на самой макушке скалы – и черкес в дорогом черном чекмене встал на ноги, держа в руке легкое кавказское ружье.

Леонтий медлил, старательно целил в узденя, спускающегося прямо к нему. Этот красивый и стройный горец, с черной бородкой, имел вид суровый и чрезвычайно утомленный. И, как ни был подозрителен, вряд ли догадывался, что в нескольких шагах сторожит его казачья винтовка.

Леонтий поднялся в полный рост, когда их разделяли сажени три-четыре. Уголины глаз горца, увидевшего врага рядом, с направленным на него ружьем, показалось, укрупнились.

– Стой! – крикнул Леонтий, держа палец на курке.

Но угроза только добавила узденю храбрости! Он размашисто скакнул в одну сторону, в другую, приближаясь к русскому. И, ловко перехватив свое ружье за дуло, бросился вперед, замахиваясь им как дубиной. Леонтий выстрелил мимо. И лишь в последний миг успел увернуться от удара граненого ствола черкесского ружья!

Отчаянная драка воскресила у обоих силы. Они кусали друг друга, схватывались руками, катались по земле. Попытки выхватить кинжалы обоюдно пресекались. Неведомо чем бы закончилась рукопашная, если бы Ремезову не помогли вовремя возвратившиеся казаки. Расторопный Шелехов орясиной огрел супротивника командира. А после, связанного и ослабевшего, повел его к штабу полка, обосновавшемуся на кубанском забережье.

Плененного черкесского узденя решил допросить Платов. Горец мстительно молчал. Не зная, что делать с ним до возвращения Бухвостова, Матвей Иванович распорядился накормить его и держать под охраной. Затем потребовал к себе Ремезова.