Убийца наваждений - Антон Орлов

Ему удалось убраться незаметно, окрестные улочки, лестницы и мосты он изучил заранее. Картуз по дороге сдернул и зашвырнул в мусорный бак. Никакой погони. Пока там разберутся, что морока в подозрительной квартире не только нет, но и никогда не было… Наваждение ведь тоже способно сбежать, так что начнутся поиски. Причем искать будут здоровенного черного паука в перьях, с торчащими из спины костяными наростами – как он выглядит, известно со слов служанки, – а вовсе не полноватого мужчину зрелых лет, смахивающего на уроженца Маконы. Ежели шальная удача не отвернется, то и проломленную черепушку на морочана спишут… Ту статуэтку Клетчаб обтер и поставил на место, словно никто ее не трогал.

Он был уже далеко от места преступления, на малолюдной улочке вблизи дымящего, как трехглавый вулкан, завода, когда заметил, что к подошве пристала какая-то дрянь: то ли бумажная обертка, то ли отвалившаяся чужая подошва… Нет, грязная открытка. Или, скорее, фотография.

Когда поднял ее – двумя пальцами, чтобы не испачкаться, – в первый момент ему сделалось не по себе: со снимка смотрел убитый старикан. Только тут он выглядел чуть бодрее, чем когда появился на пороге своей комнаты, и снимали его где-то на природе, с дюнами и кустиками на заднем плане. Он держал в руках модель старинного парусника, по бокам от него стояли двое подростков – один мордатый, круглолицый крепыш, другой красавчик с раскосыми глазами, да еще перед ними расположились три девчонки помладше, с хвостиками и бантиками.

Клетчаба прошиб холодный пот. Ох, срань собачья… Это сколько же времени он разгуливал с прилипшей к ботинку уликой! Определенно, сегодня шальная удача на его стороне, а то бы так и не заметил, а эта пакость отвалилась бы, а кто-нибудь подобрал бы и увидел…

Он изорвал фотографию на мелкие кусочки и втоптал в грязь. Хвала богам, миновала его беда.

После этого Клетчаб дошел до канала с мутной маслянистой водой и там, неподалеку от сливной трубы трехглавого завода, то и дело изрыгавшей какую-то сизую жижу, утопил сумку с куклой, перед тем напихав в нее камней потяжелее.

«Мороки лгут, но морок, у которого в силу исходных факторов есть имя, не может назваться другим именем.

Мороки вытворяют все что угодно или же бездействуют, но при этом морок не способен удержаться от тех поступков, побуждение к которым присуще ему изначально.

Убийце, преследующему человекоподобное наваждение, следует иметь в виду эти два обстоятельства, так как они делают поведение морока отчасти предсказуемым».

Вечер за вечером Темре с наступлением сумерек отправлялся на охоту. Акробатка не может противиться зову ночных улиц. Какой бы сильной она ни была, этого ей не преодолеть. Даже из людей далеко не каждый в состоянии вырваться из зависимости – от бутылки ли, от дурмана ли, от поймавшей тебя в капкан страсти (вот хотя бы Темре и Сой – как вам нравится эта пара?). А уж морочанке, вызванной к жизни причудливыми фантазиями одной повелительницы иллюзий и болезненной ненавистью другой, и подавно ничего с собой не поделать. Она ведь не человек, не дано ей свободы выбора.

Убийца слегка ей сочувствовал. Самую малость. Когда он наконец-то ее выследит, мысль о том, что она, возможно, не лишена самосознания и мучается в тисках ужасающей предопределенности, не помешает ему выполнить свою работу.

С тех пор как Темре побывал в Олонве, он знал о ней достаточно, чтобы предугадать ее действия, но сперва Акробатку надо найти, иначе толку-то с этой осведомленности. Причем найти не где-нибудь, а в огромном Лонваре с его миллионным населением и примерно такой же прорвой приезжих, в том числе нелегалов.

На третью ночь безрезультатных прогулок он поймал себя на том, что вспоминает с почти ностальгическим чувством о пространственных наваждениях и о свирепых гигантах вроде той рыбины, которая материализовалась в небе над Поднебесной горкой. Пространственный морок подобен полипу: он находится в одном месте и никуда не убежит, пока с ним не разберешься. Да и рыбонька, умница такая, сама приплыла, пусть и с целью всех сожрать, за ней хотя бы гоняться по всему Лонвару не приходилось.

«Вот так не ценишь своего счастья, покуда оно у тебя есть», – подумал Темре с кривой усмешкой и тут же пробормотал коротенькое гронсийское заклинание, отвращающее злых духов, а то не хватало еще беду накликать.

Лучше размышлять о чем-нибудь другом. Например, о недавней поездке в Олонву.

Этот старинный городок ошеломил и заворожил его своей похожестью на «русалочьи замки», которые младшие сестрички Котяры сооружали в детстве из гальки и покрытых известняковым налетом ракушек во время семейных выездов на берег моря.

Целые улицы беленых домов, украшенных фестончатой и спирально закрученной лепниной, и над ними светлое облачное небо, посеребренное еле пробивающимися лучами бледного солнца – после угрюмой кирпичной столицы словно попал в сказку. Не случайно «Жемчужной Олонве» посвящено столько стихов. Как ему всегда представлялось, именно в таком городе и полагается жить мастеру иллюзий Ким Энно.

Он побывал в Независимом Библиотечном Клубе, посмотрел рамгу Арьены Лайдо. Там было много красивого – пейзажи, растения, удивительные архитектурные ансамбли, – и среди этой немного печальной, тщательно прорисованной красоты сплетались людские интриги, тоже наводившие печаль. Истории об одиночестве, о любви, о предательствах и о нелегких победах. Концовки все же были хорошие, как и ожидается от рамги.

Странно, что студии не заинтересовались, хмыкнул про себя Темре, вещи-то весьма неплохие, нашли бы своих зрителей. Впрочем, логику студий с их коммерческими расчетами со стороны не поймешь. Инора вот тоже призналась, что никогда не испытывает уверенности насчет того, возьмут ее следующую рамгу или нет.

Послание, адресованное Иноре, госпожа Лайдо оформила со знанием дела. Романтическая беседа двух девушек, одна из них вдруг заводит речь о рамге и начинает яростно ругать некоего Итено Кимбо. Сначала она называет его бездарью, потом поправляется: «Он все-таки не бездарь, а посредственность, и рамга у него живенькая такая, но гаденькая», – на эту тему она рассуждает с четверть часа, приводя узнаваемые примеры из «Безумной команды» Ким Энно.

Темре не раз смотрел эту забавную историю о странствиях компании симпатичных невезучих авантюристов, мечтающих разбогатеть и регулярно влипающих в неприятности. Ранняя рамга Иноры, не то первая, не то вторая из опубликованного. Там еще была страна, где правили «лучшие и сильнейшие» – по мнению Темре, в реальности в таком государстве никак не обошлось бы без коррупции, ибо люди есть люди. Впрочем, Инора давно уже сочиняла рамгу о приключениях в ярких и манящих вымышленных мирах без поползновений лепить модели идеальных обществ. В разговоре с Темре она честно признала, что в этом не сильна, не философ.

Героиня Арьены Лайдо сначала критикует «государство сильнейших» из «Безумной команды», а после говорит о том, что у продажного мастера, который это придумал, сплошь вся рамга «живенькая, но серенькая и дрянная» – об этом она рассуждает долго и многословно, девушку распирает злость, ее кулаки сжаты, ее глаза ненавидяще горят. Очевидно, этот эпизод и был «поражающим ядром» предназначенного Иноре послания.