Айва - Екатерина Богданова

Про самих эльфов я уже всё поняла! Тут как раз тот случай, когда внешность совсем не отражает внутреннее состояние. На лицо они все прекрасны, а внутреннее содержание оставляет желать лучшего.

Скамейка шаталась, я, следовательно, тоже, но старалась балансировать, расставив руки. Вроде удалось поймать баланс, медленно выдохнула и потянулась одной рукой к цветку. Почти дотянулась уже, и тут в дверь постучали.

Я вздрогнула, вскрикнула и, чувствуя, что сейчас свалюсь, ухватилась за то, что было под рукой. А под рукой был только светящийся цветочек…

Одновременно с моим воплем, огласившим, наверное, весь лес, дверь в комнату резко распахнулась, и Азар рванул ко мне, летящей с шаткой конструкции.

Поймал… и меня, орущую от боли в обожжённой ладони, и горячий, как раскалённые угли, цветок, который я сорвала с потолка. Маг подхватил меня на руки в полёте, а смертоносный цветочек приземлился прямо на мою грудь!

У меня глаза огромные от ужаса и ощущения, как стремительно прогорает одежда на груди, у кота глаза не знаю какие были, но орал он громче меня, а Азар дунул на цветок, и наступила темнота. И тишина… не то, чтобы полная. Кот, как только стало темно, орать перестал, только характерное ворчание со стороны кровати доносилось, я дышала как табун загнанных лошадей и поскуливала от боли, а Азар ругался, тихо так, шёпотом, на эльфийском, но прочувствованно и, судя по тону, нецензурно.

Куда делся огненный цветок я так и не поняла, но комнату осветило ярким светом, и лился он из того места, где до этого цвёл светящийся убийственный цветочек. Только теперь это был не цветок, а шарик, тоже светящийся… и мне уже совсем не хотелось знать — настоящий он, или ещё какой. Я лежала на руках мага, всхлипывала и баюкала обожжённую руку.

А Азар начал действовать. Он быстро пересёк комнату, пинком открыл дверь, вынес меня в коридор и потащил в свою спальню. И я даже возмутилась бы, но больно же! На свою руку вообще страшно было смотреть, по ощущениям там пальцы как минимум обуглились. И грудь тоже пекло, наверняка обожгло всё до волдырей! По щекам катились слёзы, я себя такой маленькой и беспомощной почувствовала, как тогда…

Года три назад, во время дежурства по кухне, которое заключалось в накрывании стола, я как-то неудачно повернулась и сбила с плиты чан с кипятком. Тогда мне обварило левую ногу, от середины беда и до самой щиколотки. Наставница тут же созвала круг из служительниц, и прямо там, на кухне, стоя в луже кипятка, ведьмы вылечили меня. Но эти минуты боли, до того, как пришла помощь, и потом, когда меня держали на вытянутых руках два десятка ведьм, я запомнила на всю жизнь. Именно тогда я поняла, что без поддержки храма я никто, слабая и беззащитная девчонка! Хотя в шестнадцать лет ведьма уже должна уметь, как минимум, снять боль. Я не умела, знала, как это делается в теории, но не умела! Именно тогда зародились сомнения, которые всё крепли с каждым днём, и в результате, спустя два года, я таки сбежала. Со временем научилась управлять своими силами, даже боль снимать научилась. И вот опять… я почувствовала себя беспомощной! А всё потому, что боль не снималась!

Всё время, пока Азар нёс меня в свою спальню, я пыталась унять боль. Не выходило. Начала нашёптывать заклятье вслух и…

— Прекрати, только силы зря тратишь, — приказал маг, укладывая меня на свою кровать. — Колдовство тут не поможет.

— П-почему? — с запинкой прошептала я, всхлипывая и всё ещё боясь посмотреть на свою руку.

— Это был живой огонь, он лечится только естественными средствами, — ответил Азар на ходу, скрываясь за боковой дверью, должно быть в ванную комнату.

— Да что может быть естественнее колдовства! — возмутилась я. И поморщилась от боли.

Я, когда закричала, сесть попыталась, и обгоревшая ткань прикоснулась к коже на груди. Хм… И вот там, в области груди, куда злосчастный огненный цветок упал, точно не могло быть всё сожжено до костей, потому что… ну я же живая. А больно там было тоже очень даже…

Насмелилась и посмотрела на повреждённую руку. И как это называется?!

Как только увидела руку, и больно сразу намного меньше стало. Вот уж правда — у страха глаза велики! Да, ожёг имел место быть, и даже волдырики имелись, маленькие такие, парочка на подушечках пальцев. А в остальном, кожа только покраснела и в некоторых местах слегка загрубела. Посмотрела на свою грудь — так и есть! Одежда прожжена совсем чуть-чуть, и в местах пропалин выглядывает слегка покрасневшая кожа. То есть там даже и не ожёг, можно сказать. В лечении такое уж точно не нуждается. Стало стыдно…

Это я получается тут из-за такой ерунды умирающую изображаю? Позор да и только! Решила уйти и страдать от стыда в гордом одиночестве, но меня остановили.

Как раз только сползла с кровати и встала, как вернулся Азар, с какой-то баночкой в руках.

— Ложись, — приказал он.

— Да не болит уже, — краснея промямлила я. — Сама вылечу.

— Это был живой огонь, — повторил маг.

Так, и к чему это нужно было так выделять? А что я знаю про живой огонь? А ничего…

— И что? — спросила, не торопясь укладываться, но и не убегая опрометью.

— Ожёг будет увеличиваться, если не нейтрализовать очаг, — пояснил Азар. — Ложись, обработаю сдерживающим составом. Потом само заживёт за пару часов.

А я-то думала, что это мне только от страха кажется, что всё сильнее припекать начинает… Вот же эльфы! Неужели нельзя было нормальное освещение организовать? Зачем такую гадость в дом-то тянуть?!

Вернулась к кровати, присела на краешек и протянула руку. Пусть лечит, это в его доме я так пострадала, так что… сам виноват! И не надо мне говорить, что я сама не туда полезла! У них табличек предупреждающих возле светящихся цветочков нет. Ну и что, что цветочки на потолке цветут? Между прочим, у них тут дети летать умеют! А ну как вляпаются…

Маг хмыкнул, присел на корточки напротив меня, зачерпнул густую чуть зеленоватую мазь из баночки и начал осторожно накладывать её на мою обожжённую руку.

Было немного больно и как-то… неудобно что ли. Азар медленно, очень осторожно, нежно растирал мазь и то и дело поглядывал на меня, будто следя, чтобы мне не больно было. Я стойко терпела, старалась смотреть на процесс лечения и не смотреть на него.

Просто это как-то… ну даже не знаю, как это описать. Вот вроде мужчина, совершенно посторонний, и даже можно сказать враг, и думать о нём хорошо совсем даже не хочется. Но тут он встаёт практически на колени перед тобой, заботливо обрабатывает раненую руку и смотрит… Смотрит снизу вверх, пристально так, внимательно, с заботой… И совершенно не к месту вспоминается, как мы энергией обменивались. И щёки начинают гореть едва ли не сильнее, чем обожженная рука.

А он возьми да и скажи ещё:

— Теперь ложись, грудь тоже надо обработать.

Ну и у меня нервы не выдержали. Вскочила, нагло отобрала у него баночку с мазью и, выпалив, сама справлюсь, рванула к двери. Вот только я не учла, что когда на стулья полезла, чтобы огненный цветок потрогать, туфли сняла, а в чулках на отполированном деревянном полу скользко бегать!