Я подарю тебе ребёнка - Маша Малиновская

— И меня, и узистку попросили написать по собственному. Официального иска не было, но внутреннее разбирательство начмед провела. Такому заведению не нужен был скандал. Узистка вообще ушла из профессии.

— Потому что это её вина, Захар. Она предала профессию, подставила коллегу, девушку и виновата в смерти ребёнка. Она легко отделалась.

Зернов возвращается ко мне. Присаживается на край кровати.

— И с тех пор я больше не провожу аборты. Вообще никакие, даже по медпоказаниям. После всего я пообещал себе, что всегда, в любой ситуации должен убедиться сам. Поэтому дополнительно пошёл учиться, изучать ультразвуковую диагностику. Только всё это уже не изменит искалеченной жизни моей пациентки.

— Ещё раз скажу: твоей вины нет, Захар.

Я приподнимаюсь и беру его за руку. Конечно, Илья и шеф зацепяться за эту историю, уже зацепились. Предполагаю, это не последняя гадость с их стороны. Я же была уверена в своём докторе и не ошиблась. Я знала, что никакой он не убийца! Илья извратил информацию.

Зернов снова протягивает руку и нежно проводит костяшками по моей щеке. Я ловлю его запястье и обхватываю своими пальцами, прижимаясь щекой к тёплой ладони. Чувствую, как у меня в груди с этим его движением разворачивается что-то большое и светлое. Тёплое такое и очень-очень для меня значимое. Мне так и непонятно, кто мы друг для друга, но совершенно ясно, что Захар уже стал для меня очень близким, значимым человеком. Приходит понимание, что ближе матери и него у меня и нет никого. И ещё, конечно, нашего с ним ребёнка.

Оказывается, длительно лежать в больнице не так уж и легко. Через четыре дня отслойка плодного яйца начала декомпенсироваться, гематома стала рассасываться и мне разрешили ненадолго вставать. Пока совсем на короткое время, но Дарина Фёдоровна обещала, что если всё пойдёт так же, я смогу вернуться к обычной жизни. Но пока лучше оставаться в больнице.

Ещё через день я взвыла в одиночной палате и попросилась в общую. Да, удобств меньше, но одной уже было невыносимо. Конечно, ко мне по несколько раз на дню заглядывал Захар, но ему нужно было работать, а не сидеть со мной целыми днями.

Я очень радуюсь, когда за мной с тележкой приходит медсестра.

— Ну что, Виктория, пойдёмте, улыбается она. — Роман Антонович распорядился. Там вам будет повеселее с другими мамочками.

Меня так цепляет это слово — мамочками. Приятно цепляет. И я широко улыбаюсь, радуясь и этому милому обращению, и тому, что моё одиночество заканчивается.

Медсестра помогает мне собрать вещи, грузит их на тележку и сопровождает в другую палату.

За дни пребывания в больнице я из палаты не выходила. Точнее была в кабинете УЗИ ещё, но меня туда возили на каталке. Так что это мой самый длинный путь за последнюю почти недели. И я иду так осторожно, боясь как-то резко шагнуть или оступиться и навредить малышу. Я понимаю, что это излишне, но оно само как-то выходит.

— Двести шестая — нам сюда, — объявляет медсестра и открывает дверь, проталкивая тележку. — Постельное бельё уже принесли. Располагайтесь, Виктория.

Я вхожу в палату. Тут светло и чисто, приятный песочный цвет стен. Даже как-то по-домашнему, не сказать, что больница.

— Всем привет, — улыбаюсь трём девушкам, когда те отвлекаются от своих дел и поднимают глаза на вновь прибывшую, то есть на меня. — Меня зовут Вика, я ваша новая соседка.

— Приветик! — широко улыбается молодая рыжеволосая девушка с уже вполне заметным животиком. Её кровать расположена в углу у окна. — Я Лиля.

— Очень приятно!

— Настя, — отвечает женщина средних лет с большим круглым животом. Мне кажется, ей уже вот-вот рожать.

Она отходит от столика с посудой и усаживается на угловую кровать.

— Я — Айтын, — представляется молоденькая худенькая девчонка в цветастом халате. Наверное, у неё совсем небольшой срок. — Можно просто Айа.

Я прохожу к свободной четвёртой кровати. Медсестра уходит, и я раскладываю вещи, заправляю постельное бельё.

— Мы к кулеру за чаем, — поднимается Лиля. — Тебе принести?

— Да, пожалуйста, если не сложно, — улыбаюсь и даю свою кружку.

Мы пьём чай и знакомимся с девушками чуть ближе. У Насти, оказывается, двойня, поэтому живот такой большой. Ей уже скоро рожать, а живёт она в двухстах километрах от города в посёлке, поэтому её заранее положили, она уже третью неделю здесь.

У Лили низкая плацентация и часто кровит, срок двадцать две недели, но лежать, скорее всего придётся до самого конца. Она очень скучает по старшему ребёнку и мужу, иногда её отпускают домой на выходные, но это риск.

Айтын всего девятнадцать, у неё был такой сильный токсикоз, что пришлось госпитализировать. Сейчас ей лучше, и Роман Антонович обещал скоро отпустить её домой.

Девушки расстроено рассказывают, что очень соскучились за мужьями, а я в ответ на вопрос, как я справляюсь, говорю, что в разводе, сейчас не замужем. Больше они эту тему не поднимают.

Конечно, мне пришлось пройти через не самый приятный разговор с шефом ещё в первый день пребывания в больнице. Он не был счастлив, что я собралась в декрет, и уж совсем не обрадовался, что попала в больницу. Не из человечных побуждений, разумеется. Просто работу на моей должности нужно знать, и так просто и сразу делегировать не получится. Я отправила ему бумаги, с которыми успела поработать перед случившимся, пообещала выслать распоряжения работнику из своего отдела, который в курсе основных моментов, и сказала, что вернусь, как только смогу. Шеф в свою очередь сказал, что подумает, кого поставить в перспективе на моё место, чтобы я могла этого человека начать готовить.

— И учти, Разумовская, никаких трёх лет декрета. На свою зарплату няню потянешь, так что полгода и хватит, — пробурчал напоследок.

Спорить с ним сейчас на этот счёт смысла не было, так что я этот разговор отложила, угукнув.

Захар, кстати, узнав, что я звонила начальству сама, нахмурился. Сказал, что стоило сделать это при нём, это бы сгладило нервное напряжение, которое мне сейчас противопоказано.

В новую палату он приходит ко мне вечером. Девчонки сразу же убирают дела: кто-то телефон, кто-то книжку, усаживаются на кроватях в ожидании.

— Расслабьтесь, дамы, я не на обход, — улыбается он им, и те, хоть и озадаченно, но возвращаются к своим занятиям, поглядывая на нас с интересом.

Я собираюсь встать, чтобы выйти поболтать в коридор, но он удерживает меня за плечо и присаживается рядом. Я так рада видеть его, что моё сердце начинает стучать быстрее.

— Как ты на новом месте? — улыбается и спрашивает негромко.

— Отлично. Девушки милые, можно поболтать. Одна я чуть с ума не сошла.

— Скоро наступит время, когда одна совсем не побудешь, скучать ещё начнёшь по одиночеству.

Зернов усмехается, а потом кладёт ладонь мне на живот, отчего дыхание сбивается. Он замечает, что я перестаю улыбаться и, смешавшись, хочет убрать руку, но я накрываю её своей и придерживаю. Напитываюсь моментом, будто заряжаюсь от этого прикосновения, а ещё даю малышу понять, что мы с ним не одни. Захар будет любить его, я знаю. Уверена в этом.