Спокойной ночи, крошка - Дороти Кумсон

Лео полагал, что это было классно, но пирожных нам уже не хотелось, и мы поехали в Брайтон за мороженым. Позже я позвонила Эми, чтобы рассказать ей о случившемся и сообщить, что я поменяла код. Эми сказала, что сегодня уже сменила код, потому что Кейт напомнил ей об этом. Разве она мне не говорила? И разве он мне не сказал? И неужели полицейские действительно смеялись? И Кейт не сказал, что вам повезло, потому что полиция не оштрафовала вас за ложный вызов?

Не знай я Кейта и Эми, я бы решила, что это розыгрыш, но у Кейта нет чувства юмора, а Эми не стала бы так шутить.

Когда сигнализация выключается, я бросаю сумку на столик в каморке, которую мы называем своим кабинетом. Ключи громко звенят в темноте, и этот звук эхом раскатывается по залу кафе.

Я щелкаю тумблером и жмурюсь от яркого света, отражающегося от металлических и белых поверхностей.

Я закатываю рукава, достаю из шкафчика у двери белую сетчатую шапочку и напяливаю ее на голову, прежде чем надеть передник, висящий на крючке у двери. Я подхожу к большому металлическому умывальнику и мою руки. Пока Кейт сидит с Лео, я приготовлю пирожные и печенье, чтобы Эми не пришлось их заказывать. Бедная Эми! Она занимается моим кафе «Под сенью звезд» уже две недели, все делает сама и не жалуется. Она даже не говорит о том, что устала, что заканчиваются припасы, что ей нужны деньги, чтобы купить товары. Эми делает вид, что в кафе все в порядке. Она не хочет, чтобы я тревожилась об этом.

Я сидела в глубине кафе вместе с Лео.

«Паучок-паучок вдруг залез на водосток», — пела я. В огромных карих глазах Лео светился восторг. Я склонилась над ним, водя пальцами по его животику. Малыш улыбнулся. Ему было всего три месяца, и я не знала, понимает ли он меня, но, по-моему, ему нравилась эта песенка, а еще «Жил на свете человек». Эти песни нравились ему больше, чем остальные. Уголки его рта поднимались вверх, и с губ слетал смех, способный растопить сердце любой матери. Я знала, что мне повезло. Мой сын был ангелом. Он засыпал, когда его укладывали, он пил молоко, он реагировал, когда я играла с ним. Я видела столько матерей, сраженных усталостью и тяготами жизни, что знала, как мне повезло. И я знала, что это не продлится вечно. Лео в любой момент может решить, что мне живется слишком просто и мне нужно познать все тяготы материнства. Иногда я думала даже, что Лео понимает: в наших отношениях есть место только одному капризному младенцу, и пока что эта роль отводилась мне. Это я не спала ночью, плача в подушку, потому что мне было так одиноко. Мне было трудно есть — тоска давила мне на плечи, и приходилось чуть ли не силком впихивать в себя еду, ведь я кормила грудью, а Лео нуждался в хорошем питании. Мне хотелось, чтобы меня обнимали. Чтобы обо мне заботились. Чтобы меня баловали. Мне хотелось, чтобы кто-то вытащил меня из колыбельки этой жизни и переместил в другую, получше.

Мы сидели за столиком кафе неподалеку от нашего дома в Хоуве в районе, который местные жители называли «Уголком поэтов» — тут все улицы носили имена знаменитых поэтов. Я жила на улице Россетти в десяти минутах ходьбы от побережья. Для девушки моего возраста мне необычайно повезло с квартирой. Когда мне было около двадцати, я наскребла денег на захудалую квартирку в Форест-Хилле. Тогда люди старались даже не проезжать через тот район Лондона. Но потом Форест-Хилл внезапно стал местом, где жили представители среднего класса, которые не могли позволить себе оплачивать жилье в Далидже, и я получила неприлично огромную сумму за эту квартиру, когда продала ее за два месяца до рождения Лео.

На эти деньги я смогла купить частный трехкомнатный дом с садом на улице Россетти, и кое-какие деньги у меня еще остались.

Сидя в кафе, я играла с Лео и думала о том, что мне нужно найти работу. Я сидела дома много месяцев, и мои сбережения неуклонно таяли. Мы сможем прожить безбедно по крайней мере год, но после этого у нас ничего не останется. И я не смогу откладывать деньги на будущее.

Я подумывала о том, чтобы вернуться к карьере психолога, как и планировала изначально. Но мне казалось, что в таком случае я стану мошенницей. Как я смогу выслушивать других людей, советовать им, помогать, в то время как в моей жизни царит такой бардак? Я прекрасный пример того, как НЕ следует поступать. С другой стороны, возможно, именно тот, кто уже разрушил свою жизнь, сможет предвидеть ожидающую вас катастрофу и удержать вас от опрометчивых поступков?

Но чтобы приступить к работе психолога, мне пришлось бы самой вначале пройти курс психотерапии, а сейчас мне не хотелось раскрывать кому-то свои секреты.

Кроме того, я в своей жизни успела поработать официанткой и менеджером в ресторане. У меня были необходимые навыки, но ведь придется работать сверхурочно, чтобы иметь возможность в любой момент отпроситься с работы, если Лео приболеет. «Может, мама согласилась бы приехать и посидеть с Лео?» В тот же момент я поняла, насколько это глупая мысль. Мама примчалась бы сразу после моего звонка. Она готова была бы переехать ко мне. К тому же, и мама, и папа, и Корди, и тетя Мер все время уговаривали меня вернуться в Лондон.

— Вам, случайно, не нужна работа? — спросила девушка, подававшая мне кофе.

Я удивленно уставилась на нее. Я что, думала вслух? Девушка, высокая, с прямыми черными волосами, доходившими ей до пояса, склонилась надо мной. Она была похожа на богиню — красавица с чистой кремового цвета кожей, темно-карими, слегка раскосыми глазами и маленьким, идеально очерченным ртом. На ней был топик, открывавший плоский живот, и узкие потрепанные джинсы с большой пряжкой на ремне. На пряжке было написано «Дива» — то же название, что и у кафе.

Вокруг ее пупка виднелась замысловатая татуировка с готическими элементами, в то же время напоминающая японский иероглиф канджи.

— Так вам нужна работа? — Девушка заправила волосы за уши, и я заметила на ее мочке ряд крошечных сережек.

— Нет, — ответила я.

В этом кафе было мало завсегдатаев, большая часть столиков всегда пустовала, а кофе, пирожные и печенье, которое я тут пробовала, не стоили особой похвалы. Я приходила сюда из-за того, что это место находилось неподалеку от моего дома, — в сущности, это было единственное кафе в «Уголке поэтов», а эта девушка всегда радовалась при виде нас и принималась сюсюкаться с Лео, словно он был самым прекрасным ребенком, которого она когда-либо видела. Если бы я начала работать здесь, то заняться было бы нечем, и уже через пару недель меня бы уволили. А мне нужна была стабильность.

— Вы можете брать с собой на работу ребенка, — настаивала девушка. — Он мог бы оставаться в кабинете под нашим наблюдением и даже сидеть в зале, когда тут мало народу. — Она задумчиво обвела взглядом пустое кафе. — Полагаю, он сидел бы тут все время.

— Спасибо за предложение, но нет.

Девушка вздохнула, прикусив нижнюю губу.

— Ну ладно.

— Почему вы спросили меня о работе? — полюбопытствовала я.

Я пару раз убирала тут со стола, когда мне нужно было сесть за столик, а хозяйка кафе была занята, но это случалось редко. Я собирала тарелки в стопку и ставила их сбоку от стойки. Может быть, это подсказало ей, что я раньше работала официанткой. Но предлагать из-за этого работу?