Туринская плащаница - Клайв Принс

Результаты радиоуглеродной датировки были оглашены 13 октября 1988 г. 13 октября – трагический для тамплиеров день (напомним, именно в этот день в 1307 г. были арестованы все тамплиеры, находившиеся во Франции). А спустя два месяца после этого Линн сумела установить продолжавшиеся два с лишним года контакты с Яном Вильсоном. В этот период к ней обратились с предложением стать консультантом выставки фотографий паранормальных явлений, проводившейся Королевским фотографическим обществом в Бате под громким названием «Необъяснимое». Администратор этой выставки Аманда Невилл и Линн потратили немало времени, обсуждая состав будущей экспозиции, и их беседы нередко касались и других тем, не имевших прямого отношения к выставке. Они согласились, что результаты радиоуглеродной датировки сделали Плащаницу ещё более загадочной, но Линн оказалась неготовой к неожиданному предложению Аманды включить в экспозицию фотографии реликвии. К тому времени Линн осознала, что Плащаница стала занимать в её жизни слишком большое место. Это и постоянные контакты с Вильсоном, и вообще. Ей стало казаться, что, куда бы она ни обратилась, ей обязательно попадалось что-нибудь связанное с Плащаницей. И поначалу она твёрдо заявила, что снимки Туринской Плащаницы в экспозицию включать не следует.

Однако очень скоро Линн – правда, с некоторой неохотой – согласилась не только включить реликвию в число экспонатов, но и разместить их так, чтобы она занимали центральное место на выставке. Разумеется, сама ткань по-прежнему оставалась в серебряном ковчеге в Турине, но Вильсон сумел договориться о получении её копии в натуральную величину, отпечатанной на ткани. Аманда распорядилась изготовить особый бокс с подсветкой, сконструированный специально для размещения копии. Поскольку копия была более 4 м в длину, изготовление бокса обошлось в 900 фунтов стерлингов. (Впоследствии этот бокс был приобретён Британским музеем, где копия реликвии демонстрировалась в экспозиции выставки «Фальшивка: искусство обмана», проводившейся в музее спустя несколько месяцев.)

На соседнем стенде был помещён фотонегатив реликвии, также выполненный в натуральную величину, так что посетители имели возможность сравнить мелкие детали, запечатлённые на негативе, с «оригиналом», помещённым в бокс. Выставка пользовалась невиданным успехом. В первые дни её работы Линн часто нервно, словно наседка, следящая за цыплятами, прохаживалась по залу, и многие посетители подходили к ней, чтобы поделиться впечатлениями от экспонатов. Плащаница, занимавшая самое видное и почётное место, была первым экспонатом, что видели посетители, входя на выставку, и вскоре, особенно после «опровержения» результатов радиоуглеродной датировки, реликвия сделалась излюбленной темой разговоров.

Некоторые посетители высказывали сомнения в достоверности датировки, заявляя, что Изображение, бесспорно, возникло чудесным образом и что учёные просто ошиблись. Линн оставалось лишь кивать в знак частичного согласия, что навлекло на неё гнев маститых учёных. Но несколько посетителей, с которыми ей пришлось общаться, безапелляционно заявили ей, что они «где-то слышали» или «где-то читали», что Плащаница – это фальшивка, сфабрикованная Леонардо да Винчи или «учениками из его мастерской». Это выглядело более чем странно: оказывается, многим людям было давно известно, что Леонардо каким-то образом был связан с Плащаницей, но они не могли вспомнить, каким путём пришла к ним эта информация. Единственным человеком, кому всё же удалось вспомнить, оказалась соседка Линн, Хелен Мосс, которая заявила, что она хорошо помнит, что о том, что великий маэстро фальсифицировал Плащаницу, ей рассказывали её преподаватели в еврейской школе в Лидсе.

Выставка произвела небольшой фурор, и Линн стала частым гостем на радио и телевидении, рассказывая об экспонатах выставки. Неоднократно выступая на лондонском радио в ток-шоу Клава Булла и Михаэля ван Стратена, она быстро освоилась с микрофоном. Одним из её интервьюеров был Джон Шугар из Всемирной службы Би-би-си, специально приезжавший в Бат, и после того, как они засняли экспонаты на видеоплёнку, у них состоялась длительная дискуссия о Плащанице. Линн предложил Шугар выступить в программе, посвящённой обсуждению деталей пострадиоуглеродной датировки Плащаницы. Вскоре, во многом благодаря радио, мы осознали, какая судьба нас ожидает. Почти одновременно с этим Линн изложила те же взгляды на Эл-би-си, и в дальнейшем мы уже и сами не помнили, какая радиостанция стала инициатором наших исследований.

В последующие несколько лет мы, как и все, кому довелось помелькать на телеэкранах и выступить на радио, особенно если дело касается паранормальных явлений, часто получали премиленькие открытки и письма. Некоторые из них были очень трогательны: написанные чернилами трёх цветов или вырезанные в виде сердечка. Другие, вплоть до последней точки, были написаны людьми здравомыслящими.

Что же касается подозрений о вмешательстве инопланетного разума, который мог наблюдать за этими телепередачами, то мы сочли их не стоящими внимания.

Вскоре после участия в этих передачах Линн получила письмо от некоего незнакомца. Её более всего встревожило даже не содержание письма, а тот факт, что на конверте стоял её домашний адрес. Линн была вне себя: во всём виноваты Эл-би-си или Буш-Хаус! Но когда она позвонила и туда, и туда, руководители обеих компаний решительно отрицали саму возможность сообщения слушателям её домашнего адреса.

Между тем письмо оказалось интригующим. Подписанное скромно «Джованни», оно касалось и Леонардо, и Плащаницы, но излагало информацию, уходившую гораздо дальше – в область фантастики. В радиопередаче Линн всего лишь заметила, что маэстро мог быть причастен к созданию этой подделки, а незнакомец в письме уверял, что он располагает сведениями о том, что Леонардо – главный её инициатор. Джованни писал, что Линн, видимо, читала книгу Майкла Бейджента, Ричарда Ли и Генри Линкольна «Святая Кровь и Святой Грааль» и потому знакома с подоплёкой истории о Леонардо и Плащанице, и что он готов поддерживать с нами контакт.

Мы ответили ему в том смысле, что, прочтя упомянутую им книгу, в сущности, не узнали ничего нового о Леонардо и Плащанице, хотя титан Возрождения фигурирует в этой истории как великий магистр некоего тайного общества. Единственное упоминание этими авторами Туринской Плащаницы можно встретить в их второй книге – «Мессианское наследие» (1986), в которой они рассуждают о странных настроениях своих читателей:

«…заявили о себе многочисленные корреспонденты, которые, по непонятной причине, вознамерились использовать в борьбе с нами такой аргумент, как Туринская Плащаница. Нас постоянно спрашивали: «А что вы скажете о Туринской Плащанице?» (А и в самом деле – что тут можно сказать?) Или: «Как повлияла на вашу концепцию Туринская Плащаница?» Просто поразительно, сколь часто в письмах к нам упоминался этот знаменитый артефакт».

Короче, у нас возникло ощущение, что события и гипотезы, описанные в книге «Святая Кровь и Святой Грааль», были каким-то образом связаны с Плащаницей, хотя каким – совершенно непонятно. Вскоре мы поняли, что выяснять этот вопрос предстоит нам.

Наш загадочный незнакомец, «Джованни», поведал ещё несколько поразительных фактов, касающихся Леонардо и Плащаницы. Когда мы впервые прочли его письмо, невольно разразились нервным смехом. Однако у нас сразу же возникло ощущение, что полученная нами информация, образно говоря, может дать толчок своего рода снежному кому. Как мы уже выяснили, знакомясь с отзывами и мнениями посетителей выставки, утверждение Джованни о том, что Плащаницу подделал не кто иной, как Леонардо, не являлось для них неожиданностью. Видимо, слухи об этом давно бытовали в коллективном бессознательном. И всё же Джованни знал куда более животрепещущие подробности этой истории. Он сообщил совершенно невероятные факты, которые, при всей своей неожиданности, дали нам обильную пищу для размышлений.