Любовь как улика - Наталия Антонова

– Я всегда считала, что скандалы только на пользу художникам.

– Смотря какие скандалы и каким художникам! У Ильи кристально чистая репутация!

– И чего же вы хотите от меня?

– Бросьте это дело!

– Шутите?

– Нет, прошу вас серьёзно.

– Я не могу нарушить договор с клиентом.

– Наплетите Ариадне, что дело запутанное и им должна заниматься исключительно полиция.

– Какое вы милое словечко подобрали – наплетите, – усмехнулась Мирослава.

– Словечко как словечко, – пожал плечами Андрей, – но если оно вам не нравится, замените его другим – наговорите.

– Можно выразиться точнее – наврите.

Он снова пожал плечами, но на этот раз в его жесте чувствовалось раздражение.

– Насколько я понимаю, – проговорила Мирослава, – расследования полиции вы не боитесь.

Вместо ответа он усмехнулся.

– Позвольте спросить почему?

– Потому, что они ничего не расследуют, потопчутся на месте и приостановят дело. Или спишут на какого-нибудь бомжа.

– Сомневаюсь.

– Зато я нет, – отрезал он, – а вот ваше усердие меня беспокоит. Так как же? – спросил он. – Мы договорились?

– Нет.

– Нет? – удивился он.

– Я ничем не могу вам помочь. Прощайте! – Мирослава направилась к выходу.

– Погодите! – крикнул он ей вдогонку.

Но она не обернулась и не замедлила шаг. Незвецкий в ярости швырнул в закрывшуюся за ней дверь попавшей под руку головой Аполлона, которая разбилась вдребезги.

Вернувшись домой, Мирослава застала в гостиной Шуру, вольготно развалившегося на диване.

– Что-то ты сегодня ранёхонько, – заметила она.

– Так ты сама виновата!

– Я?!

– А не надо было рассказывать мне по телефону о Карлсоне, плюшках и ватрушках.

– Но, как я понимаю, ты сюда не ради Карлсона прилетел, – усмехнулась Мирослава.

– Ясное дело, не из-за него, – согласился Наполеонов.

– А где Морис?

Шура кивнул в сторону кухни.

– Трудится яки пчёлка.

– А ты на диване валяешься, – шутливо укорила Мирослава друга детства.

– Так я уставший, – вздохнул он печально.

– Ты принёс мне информацию?

– Тебе попробуй не принеси, – насупился он.

– Тогда рассказывай.

– Нет, нет, – замахал он на неё обеими руками, – только после ужина! Не будем нарушать принцип Бабы-яги – накормить, напоить…

– В печку посадить!

Он погрозил ей пальцем.

– Ну-ну! Спать уложить!

– И пятки почесать?

– Это можно. И вообще…

Но Мирослава ушла на кухню, не дослушав его рассуждений. Дон спрыгнул с кресла, подошёл к ней и ласково потёрся о её ноги.

– Как обед в кафе? – спросил Морис делано равнодушно.

– Ничего, – ответила она.

– Ничего – непонятное слово, – заметил он.

– Хорошо, скажем так, есть можно, но с твоими шедеврами обеду в кафе не сравниться, – решила она немного польстить ему. Хотя сказала чистую правду.

– У меня курица в духовке доходит, сейчас буду мять картошку.

– А что это у тебя наверху? – Мирослава кивнула на шкаф.

– Плюшки и ватрушки, – небрежно отозвался он.

– Ты их туда подальше от Шуры убрал?

– Ага. А то он уже пытался их стащить.

– Смотри, отлучишься на минутку, он лестницу принесёт и всё утащит.

– Так я не собираюсь выходить из кухни. Кстати, где мы будем ужинать?

– Давай здесь. Что-то лень мне посуду тащить в столовую.

– Вы вообще известная лентяйка, – улыбнулся он. – Но если Шура не возражает, то и я не против ужина на кухне.

– Шура согласится есть где угодно, лишь бы было что есть.

Морис был склонен с ней согласиться.

После ужина и чая, в то время как Наполеонов провожал жалобным взглядом не съеденные плюшки и ватрушки, убираемые со стола Морисом, Мирослава дёрнула друга детства за мочку уха.

– Перестань страдать! В тебя же всё равно больше не влезет.

Наполеонов тяжело вздохнул.

– Завтра съешь, – попыталась утешить его Мирослава.

Он рассеянно кивнул.

– Лучше расскажи мне, что тебе удалось узнать о Незвецких.

– О Незвецких? – спросил он, всё ещё не в силах не думать о плюшках и ватрушках.

– Шура! Я столкну тебя на пол!

– Не надо! – закричал он. – Я сейчас, как черепаха, не смогу самостоятельно перевернуться и тем более встать.

– Тогда рассказывай.

– Ладно уж. Ты сейчас удивишься!

– Чему?

– Илья Незвецкий не только классный художник, но и идеальный муж! – выпалил он.

– Ну и что? – спросила Мирослава.

– Как это – ну и что? – возмутился Наполеонов, – ты много видела творческих людей, которые бы не изменяли своим жёнам?

– Я за ними не слежу.

– Но пресса!

– Не читаю.

– ТВ, – продолжил перечислять Наполеонов, но тут же вспомнил, что в доме Мирославы телевизора нет, и махнул рукой. – Но хоть о похождениях классиков ты знаешь?

– Меня всегда интересовали их произведения, а не амурные дела, – отрезала она.

– Скучная ты личность! – возмутился Шура и тотчас, пристально посмотрев на неё, проговорил: – Но ведь в интересах дела ты и грязное бельё вытащишь из корзины, и трусы на экспертизу в поисках спермы отдашь!

– Это только если в интересах дела.

– Ага, – торжествующе хмыкнул он. – Так вот! Незвецкий кристально чист!

Мирослава вспомнила, что совсем недавно именно так охарактеризовал репутацию своего брата Андрей Незвецкий.

– То есть ты хочешь сказать, что Илья ни разу не был застукан ни с одной из своих поклонниц?

– Поклонниц у него тьма! Но никаких тебе муси-пуси.

– Действительно, интересно. Ну а как насчёт натурщиц?

– Не поверишь, как правило, выбирает замужних дам или порядочных девушек и не пишет их наедине. Всегда присутствует кто-то из учеников Ильи или его брат Андрей.

«Ну, этот уж не упустит своего», – подумала Мирослава.