Три фальшивых цветка Нереальности - Григорий Неделько

Миллионы миллиардов триллионов вероятностей промелькнули у меня перед глазами. Во многих «пятно» пожирало меня. Но было несколько, где я…

СНОВА, ПУСКАЙ И НЕЧЁТКО, ВИЖУ КОМНАТУ.

ПОКАЧИВАЯСЬ, ДЕЛАЮ ШАГ ВПРАВО.

СПОТЫКАЮСЬ.

УДАРЯЮСЬ ОБ УГОЛ СТОЛА.

ПАДАЮ НА ПОЛ.

РЕФЛЕКТОРНО ВЫТЯГИВАЮ РУКИ.

УПИРАЮСЬ ИМИ В ПОЛ.

И ЛЕЖУ ТАК.

Не понимая, откуда в моём тщедушном теле берутся силы.

А обратившееся алчущей пастью «пятно».

Промахивается…

……………………………………………………………………………………………..

…Время не замедляется – оно просто останавливается. Из него вырезают, вырывают, выдирают кусок.

Его приструнили.

А потом, безвременье спустя, оно продолжает течь дальше.

Волны страха обрушиваются на меня – одна за другой. Но моё тело и мой разум преодолели первый, самый жестокий и самый опасный натиск. Всё больше сил я чувствую внутри. Я получил что-то вроде иммунитета и не сдамся без боя.

Я снова могу видеть.

И я вижу…

Я видел, как «чёрное пятно», не сумев поймать меня, разозлилось. Злоба обратилась сумасшедшей яростью, и это произошло в течение каких-то миллисекунд. «Пятна» не любят проигрывать, понял я.

Чёрная, исторгающая ужас амёба повернулась к Вельзевулу. Дьявол лежал на лабораторном столе. Он не шевелился и смотрел в глаза этой твари. В глаза, которых не было и быть не могло.

«Пятна» не любят проигрывать. Зато я люблю выигрывать, подумал я.

Я рыкнул, приподнялся на руках – и вот я уже сижу на корточках и поворачиваюсь к Вельзевулу.

Он всё так же беспомощно лежит на столе, среди перевёрнутых и разбитых колб. Треснувших стаканов, раздавленных пробирок. Разноцветные пары поднимаются в воздух, разноцветные жидкости стекают на пол, разноцветные звуки наполняют воздух. Всё это смешивается в мелодию, находящуюся за гранью красоты и уродливости, мелодичности и дисгармоничности. Реальности и нереальности.

Я снова вижу разверстую пасть, но на этот раз со стороны.

Вельзевул закрывает глаза.

Я представляю, как на очень короткий, но живительный миг визуально-звуковое безумие покидает его разум. Не пройдёт и секунды, как он поймёт, что может сопротивляться. Вельзевул ощутит это. Он будет сражаться. Он не сдастся. Но, прежде чем он поймёт это, широченный, вечно голодный зев сомкнётся. И забвение, из которого не вернуться, с нескрываемым удовольствием проглотит дьявола.

Я хватаю колбу и кидаю её. Я делаю это ещё до того, как вижу внутренним взором грозящую Вельзевулу опасность. Колба пролетает мимо «пятна». Падает на пол. Бьётся. И…

И я вижу, что находится в колбе. Ну конечно. Иначе и быть не могло.

Лиловая.

Всё должно было случиться именно так. Или нас сотрёт с холста реальности беснующееся, беспощадное «пятно», или разорвёт на куски лиловая, или…

Я не успеваю подумать о последнем варианте: всё поглощает тьма. Она – лилового цвета.

Мы ныряем в густую и вязкую субстанцию. Мимо пролетают полоски цветов, обрывки запахов, странные предметы. Всё вокруг имеет лиловый оттенок. Озеро, в которое мы погрузились, похоже на пудинг.

Я верчу головами. Все движения замедлены, как будто их тянет назад жвачка, которую кто-то к ним прилепил, или резинка, которую на них накинули. Медленный хаос – вот что это такое. Шаровидной формы и лилового цвета хаос. У него есть центр. Этот центр светится – ярко, нестерпимо ярко. Лиловая сфера, которую представляет собой центр хаоса, раскалилась настолько, что кажется белой. А потом и вовсе бесцветной. Она отталкивает от себя всё и вся. Я больше не могу смотреть на неё: начинают болеть глаза.

Мои головы поворачиваются. В поле зрения попадают вещи, отторгнутые центром лилового хаоса. Мне удаётся их рассмотреть: куски… осколки… капли…

Куски стульев.

Осколки стекла.

Капли расплавленного металла.

Взрыв распотрошил лабораторию. Это была вторая попытка лиловой стереть тут всё с лица Мира, и она постаралась на славу. Я был рад, что на мне тёмные очки. Если бы не они – нет, я бы не ослеп, – мои глаза выжгло бы. Как те цветы в углу, они бы превратились в кучки пепла.

Глаза Вельзевула были зажмурены. И всё равно он инстинктивно прикрыл их рукой. Лиловый цвет, обволакивавший каждый миллиметр помещения, был слишком ярким. Хотелось оказаться как можно глубже под землёй, чтобы скрыться от этого свечения, от его пронырливых и жестоких лучей.

Мы не были готовы к тому, что всё кончится внезапно и мгновенно. Лиловый свет погас, и передо мной снова возникла лаборатория. Во что она превратилась – не передать. Нет подходящих слов, чтобы описать эти кучи мусора.

Я поискал глазами Вельзевула. Он лежал на столе и стонал. По-моему, больше от потрясения, чем от боли. Хотя я заметил несколько кровоточащих ран у него на спине.

Каким-то чудом Вельз отделался парочкой порезов, а я вообще не пострадал.

Вельзевул наконец сел и, поморщившись, достал из спины осколок. Вдруг он увидел что-то краем глаза и вздрогнул. Осколок выпал из его руки.

По моему телу пробежала дрожь.

«Пятна» никуда не делись. Они по-прежнему были здесь, и они жаждали заполучить нас.

Но теперь сопротивляться им было легче. Мы выжили после первой волны страха, и несколько последующих не принесли с собой гибели. Моё тело перестало быть пустым. Я схватил колбу – даже знать не хочу, что внутри, – и крикнул Вельзу, чтобы он не сдавался. Решимость, с которой чёрные зрачки дьявола пронзали чёрные «пятна», говорила о том, что сдаваться он и не собирался. Он тоже знал, что она есть. Возможность победить.

Тем более что «пятна» только скалились и насылали страх, но с места не двигались. Вспучиваясь и пузырясь, лиловая окружала их. «Пятна» верещали – в испуге или в замешательстве. Они не решались переступить через глазастую и клыкастую реку лиловой.

Я не стал ждать, пока они проявят храбрость. Я кинул в них колбу, упал на пол и накрыл голову ладонями.

Взрыв был несильным и прозвучал как хлопок. Возник столб дыма. Потянуло тухлыми яйцами.

Но это воодушевило Вельзевула. Он схватил горсть пробирок, бросил их, а когда они взорвались, потянулся за добавкой.

Вспыхнуло красное пламя, зелёное, оранжевое, фиолетовое, голубое… Тонкие линии змейками расползлись-разлетелись по воздуху. Появилось облако, но тут же ссохлось и осыпалось на пол какими-то камнями.

Вспышки. Силуэты. Очертания чего-то неведомого.

Мы разбивали все ёмкости, которые подворачивались под руку. Взрыв – потом треск или шипение, или рокот. И химикаты вылезали-выползали-выстреливали из-под разбитого стекла. «Пятнам» это было не по вкусу. Они уже не пытались сломить нас волнами страха, и это придало нам уверенности.