Зимняя книга приключений. Парижский паркур - Юлия Кузнецова

– Думаешь, мадам их отравила? – сказала мне Ника, хотя Доминик и сердито глянула на нее, пробормотав что-то про русский язык.

– Не знаю, но что-то тут нечисто. Они умерли оба зимой, в самолетах. Оба возвращались с профессиональных мероприятий. То есть мадам вряд ли была с ними. Но зачем она сделала наши фото, я все-таки понять не могу.

– English! – завопила Доминик, замахиваясь на меня луковицей.

Я извинилась. И заодно попросила американку не надевать этот жуткий плащ. А Ника спросила, кто ей его дал.

– Madame, – пожала плечами Доминик, заталкивая остатки луковицы в рот.

Мы с Никой переглянулись.

– Ну и ну, – сказала я, – так мадам в курсе слежки?

– Я и не сомневалась, – ответила Ника, – в таком-то виде!

– Мадам как будто хочет, чтобы за ней следили, – пробормотала я, – все, все, Доминик, перехожу на английский. Жуй, жуй, а то подавишься.

Нам действительно пришлось перейти на английский, потому что мы посвятили Доминик в эту историю с мальчиком.

И придумали вот что. Следят за нами или нет – непонятно. Но если следят – слежку надо увести. Этим займутся Доминик и Ника.

Доминик наденет куртку и каблуки Ники, а Ника – мою («Неужели я уже такая толстая, как Доминик? – с восторгом спросила у меня Ника, – о, это же значит, что я получу роль!»). Они выйдут ночью на улицу и пойдут в одну сторону («В ту сторону, где много людей», – строго добавила я).

А я попробую подобраться к «Багету». Ника сначала отказывалась наотрез пускать меня туда одну, но мне удалось убедить ее, что, во-первых, мы втроем привлечем ненужное внимание (я выразительно покосилась на Доминик, так и не снявшую дурацкую кепку с ушками), а во-вторых, нужно, чтобы кто-то был на свободе. Я возьму Никин мобильный, и если что – буду звонить на телефон Доминик.

Вот такой получился план, и хотя мы, взбодренные кофе, бубликами и луковицей, обсуждали его бодро, было нам страшно.

В напряженном состоянии мы покинули кафе.

Солнышко снова выглянуло и старалось высушить лужи, но пока ему, конечно, было это не под силу. Мы спустились в метро, сунули узкие картонные билетики в щель турникета, прошли по переходу мимо «Глаз Джулии», зловеще прикрытых повязкой. Забежали вместе с толпой в вагон. Вдруг Ника схватила меня за рукав:

– Смотри!

Оказывается, мы и не заметили, что на перроне, прямо на скамейке расположился просто замечательный бомж.

Вид у него был очень солидный, как у профессора, который только что покинул библиотеку возле сада Люксембург, – короткая стрижка, очки и бородка. Он полулежал на боку на скамейке, укрытый хорошим белым одеялом, похожим на мое собственное, из ИКЕИ. Перед ним на скамейке стояли бутылки с водой и соком, баночка с открытым йогуртом, из которой торчала ложка, и коробочка печенья. Он читал газету, не обращая внимания на суетящихся людей вокруг, и иногда что-то черкал в ней ручкой, может быть, разгадывал кроссворд.

Поезд двинулся.

– Классный чел, – сказала я Нике, провожая бомжа взглядом.

И Доминик засмеялась, не требуя перевода этой фразы на английский. Всем стало вроде не так страшно.

Ника надела мою куртку, Доминик с трудом влезла в Никино пальто, и они вышли в коридор.

Вдруг Доминик сказала: «Ш-ш-ш!» Я выглянула.

– Мадам, – тихо пояснила Ника, – выходит из дома.

Как только входная дверь захлопнулась, Доминик кивнула мне и потянула Нику за собой – следить за мадам.

Ника с сомнением посмотрела на меня.

– Не хочу отпускать тебя одну!

– Но кто-то должен увести слежку.

– Все равно они не поверят, что Доминик – это я. Я тебя чуть выше, а она – ниже.

– Пусть наденет твои сапоги.

– Если влезет, – буркнула Ника.

Доминик влезла. Пока она, кряхтя, застегивала молнию, Ника смотрела на меня так, словно провожала в последний путь.

– Ты будешь осторожна?

– Перестань! Конечно, буду! В первый раз, что ли? Мобильник с собой, так что успокойся. Мы же сами видели, как ушел охранник. И хозяйка кафе уехала.

– Зато мы не видели твоего друга в желтой куртке!

– Но ведь ради него весь этот маскарад! Его-то вы и уведете подальше.

– Hurry up! – поторопила ее Доминик и заковыляла в Никиных сапогах, как на ходулях, к лестнице.

Я включила лампу над кроватью и открыла чемодан. Что же надеть мне, если девчонки забрали всю верхнюю одежду?

И тут я увидела ЕГО. Бурый свитер, который я надевала во все ночные вылазки и который уже два раза приносил мне удачу! Надо же, а я думала, что забыла его дома. Может, мне подложила его в чемодан мама?

Я выудила из чемодана любимую страхолюдину и полюбовалась на дырки, оставленные рыболовными крючками ребят, которые «выловили» меня из Москвы-реки ночью, под Звенигородом. А в той ночной вылазке в МГУ я прыгала в этом свитере из окна столовой на втором этаже! Я вспомнила, как изумился Зет, и улыбнулась. Сам-то он спланировал прямо в мусорный бак и потом долго вытаскивал из волос яблочную кожуру и липкие фантики.

«Кстати! – сказала я себе, – мусорный бак! Начну-ка я свою ночную вылазку с него. Противно, конечно, но там могут быть улики».

Я нацепила бурый свитер сверх черной толстовки, как кольчугу, сунула в рюкзак фонарик и мобильный и потихоньку выбралась из дома.

На улице уже стемнело. Луна пряталась за тучами. Ветер дул так, словно хотел продуть меня насквозь. Завывание ветра изредка заглушалось шумом поезда со станции.

Я шла вдоль забора, стараясь держаться поближе к деревьям и не наступить в лужу. Слежки вроде не было, но надо удостовериться. Я достала мобильный Ники, кинула эсэмэску:

«Он идет за вами?»

«Да».

«Идите в многолюдное место!»

«О’кей, мамуля!»

Я быстро перебежала дорогу от детской площадки ко входу в кафе и, снова оглянувшись, приоткрыла мусорный бак. А потом легла животом на бортик и перебралась внутрь. Там было несколько пакетов. Я включила фонарик и стала осматривать их. В одном оказались старые журналы и газеты. В другом – какое-то грязное тряпье. Пересилив отвращение, я просмотрела его, но не обнаружила ничего, достойного внимания.

В третьем пакете были какие-то очистки и коробочка из-под лапши. На ней было написано «Сделано во Вьетнаме», но я решила, что это совпадение. Держать взаперти детей из Вьетнама и кормить их вьетнамской лапшой – это уж как-то слишком. Ложная улика.

Зато с четвертым пакетом мне повезло. Там были снова какие-то тряпки, которые я мужественно перебрала и, к своей радости обнаружила настоящую улику! Из горы тряпья к моим ногам что-то выкатилось и зазвенело. Я посветила фонариком. Носорог! Он болтался у мальчика на шее.