Грязный соблазн - Александра Салиева

Виктория

Не поцелуй. Капитуляция. Полная. Безоговорочная. Ни шанса на сопротивление. Ударной гибельной волной прошлось по сознанию. Вместе с его губами, что обжигали мои, отбирая кислород, способность дышать, все жалкие остатки самообладания. А я ведь и без того едва держалась. Вот и сломалась. В одно мгновение. Поддалась. Отдалась. Каждому его прикосновению… Забыла о том, как почти весь день уговаривала себя оставаться сильной и не уступать, как нарочно тянула время, таскаясь по магазинчикам и избегая любого прямого контакта с Габриэлем после его слов в пекарне, делая вид, что меня интересовали исключительно платьишки на многочисленных вешалках. Забыла, да. Не только реальность стёрлась. Себя я тоже вряд ли помнила. Только его. Одного-единственного, к кому тянулась всем телом, душой и сердцем. Знала прекрасно, потом пожалею. Потом. Не сейчас.

Хотя бы ещё минутку…

По истечению которой всё же нашла в себе силы отодвинуться от мужчины, уперевшись ладонями в мускулистую грудь.

— Ты должен мне желание, — сорвалось с губ моё, полное отчаяния.

Должна была что-то сказать. Сделать. Как-то отвлечь.

Иначе не уверена, что с превеликим трудом отвоёванная (в первую очередь у самой себя!) пауза затянется на достаточно длительное время — то, за которое мои мозги хоть немного проясняться, избавившись от ядовитого дурмана в голове, что всё нашёптывал и подталкивал обратно к краю пропасти, где бурлили сплошные адовы соблазны.

— Желание? — хрипло отозвался Габриэль, тяжело дыша, так и не отпуская. — Что, прямо сейчас? — добавил с нотками досады.

В глазах — шторм. Неукротимый. Безжалостный. Сотрёт, сломает, не заметит — лютая погибель. И мне по всем законам логики обязательно должно быть страшно. Отодвинуться бы ещё, как можно дальше. А лучше — бежать. Как можно быстрее. Без оглядки. Спрятаться. Там, где точно не найдёт. Никогда.

Хотя и в этом случае, не уверена, что найду спасение…

Нет его для меня больше.

Мои мозги — абсолютная каша. Ни единого намёка на адекватность. И нисколечки не страшно. Совершенно противоположные эмоции кипят во мне куда ярче, острее. Как магнитом притягивают. А мужская эрекция настолько твёрдо упирается в мой живот, что весь мир, так или иначе в конечном итоге сосредотачивается именно на этом обстоятельстве, как бы я ни старалась начать думать и помнить о чём-нибудь другом.

Не знаю, что это за наваждение такое…

Воображение подло играет со мной. Я слишком заметно дрожу. Всего от одной вспышки собственной фантазии. Той, что неотвратимо нападает, заставляя представлять, как твёрдость, что я ощущаю животом, окажется во мне самой — глубоко, может быть капельку грубо и бесцеремонно, а я сожму его собой крепче, до головокружения и чёрных точек перед глазами. Так, как сказал когда-то мне сам Габриэль.

— Да. Сейчас! — вопреки всему, что съедает и ломает изнутри.

На более развёрнутый ответ меня не хватило. Порочные объятия заразили настолько болезненным жаром, что он моментально разжёг тот самый грешный пожар, что спалит к чертям всё вокруг, но не утихнет, пока не сгорю и сгину в нём. Во рту пересохло, я не в силах отвести взгляд, не собираюсь даже попробовать, ведь знаю, что это бесполезно.

Череда матов на португальском…

Не уверена в переводе, но так о цветочках или о чём-нибудь другом распрекрасном точно не выражаются!

— Ладно, — мрачное, почти злое, с ненавистью от него. — И что ты хочешь?

Тебя! Забудь про всё остальное!

Меня саму вообще не слушай…

Ерунду всякую несу.

Никому нахрен, по сути, не нужную.

— Танец?

Почему танец? Могла бы попросить что-нибудь более существенное, полезное, действительно нужное. Однако ляпнула первое, что сумела. К тому же, если уж быть честной с самой собой, тем самым понадеялась, что таким образом мы вернёмся в ресторанчик. Или же пойдем куда-нибудь ещё, где будет музыка. И свидетели. Как можно больше свидетелей. Которые не дадут окончательно погрязнуть в греховных мыслях и желаниях. Но при всём при этом мне достанется ещё одна маленькая возможность вновь почувствовать внезапно ставшие необходимыми жаркие объятия португальца.

А Габриэль…

— Хм, — прищурился, ухмыльнулся вдруг ненормально довольно, хотя ещё совсем недавно явно пребывал на грани расправы. — Да как скажешь, красавица моя!

А дальше…

Я получила то, что так рьяно желала. Его. Объятия. И совершенно неуместный танец. Прямо посреди узенького безлюдного переулка, на который давно опустились сумерки.

— Что, прямо здесь? — вырвалось из меня немного растерянное.

Я же там что-то о свидетелях думала прежде.

А тут их нет!

Совсем ни одного!

— Прямо здесь, — последовал невозмутимый ответ. — Почему нет?

— Ну, как бы…

Всё, заткнулась. Про свою растерянность позабыла. Про всё остальное — тоже. Просто потому, что весь воздух из лёгких опять вышибло. Вместе с ощущением горячего тела, твёрдого, как камень, к которому меня снова прижало одним уверенным властным жестом. Всего шаг — голову кружит куда сильнее, чем меня саму — наяву. Я всё ещё не в силах перестать смотреть в небесно-голубой взор. Как приковало. Самыми надёжными оковами. Незримыми. Нерушимыми. Вот я и цеплялась за широкие сильные плечи до судорог в пальцах, ведомая незатейливым тактом под несуществующий ритм.

Сплошное безумие!

Сердце грохотало в груди настолько громко и часто, что едва ли я различила первый раскат грома над нами. Не имеет значения. До сих пор невыносимо жарко. Несмотря на первые упавшие холодные капли дождя. Они падали на лицо, на плечи, быстро впитались в одежду, остались лужами посреди намокшей брусчатки. Габриэль и тогда не отпустил. Даже после того, как я оступилась, поскользнулась, потянула его вниз за собой.

Упала…

И это я сейчас не только про тротуар.

Не только упала. На него. Пропала, утонула в горящем небесном взоре, что теперь слишком опасно близко.

Не остужал расходящийся ливень…

Ничего.

— Не больно?

Его голос — непреложный сход лавины. Обрушился. Погубил. Не просто слышала. Чувствовала. На своих губах. Он остался слишком глубоко во мне. Болезненным спазмом.

И это заново сводило с ума…

Нет больше никакого расстояния между нами. Впился. Пальцами. В скулы. Пленил. Накрыл ртом мой рот. А я… Я ведь с ума сошла. Целовала в ответ также жадно, голодно. Выгибалась навстречу, тёрлась об него наверное слишком откровенно, не зная стыда. Обнимала руками — за шею, коленями — торс. Так и не вспомнила, где мы, и что совсем неуместно, запретно, нельзя.

— Quero-te… Minha beleza… — шептал он.