История кабаков в Росиии в связи с историей русского народа - Иван Прыжов

Начались мятежи, поднимаемые толпами кабацкой голи. За бунтом московской черни 1648 года последовал мятеж в Сольвычегодске и Пскове от худых людишек, которые и в село Коломенское приходили с большим невежеством, и наконец громадный бунт Стеньки Разина. Народ был озлоблен против бояр. 26 мая 1648 года во время мятежа, вызванного Плещеевым и Траханиотовым, в Китай-городе загорелся кружечный двор. В одиннадцать часов вечера иностранцы смотрели, как он горит. Вдруг увидели они вдалеке монаха, который тащил что-то с неимоверным усилием. Поравнявшись с ними, монах стал просить, чтоб они помогли ему бросить в огонь труп злодея Плещеева, которого он влачил за собой. Монах утверждал, что только этим средством можно унять огонь. Иностранцы отказали ему в пособии, а он начал их клясть. Пришли к нему на подмогу люди, бросили труп в огонь, и, действительно, пламя стало ослабевать (свидетельство Олеария).

Остановимся здесь на последних днях царствования Алексея Михайловича и посмотрим, как в XVII веке распространялись по городам кабацкие откупы, и что это были за кабаки… Возьмём для примера город Шую.

Мы уже встречались с Шуей в 1548 году. Кабаков тогда ещё не было, и в Шуе была корчма. К концу Смутного времени, в 1611 году, в Шуе уже был кабак; кабацким целовальником — Иван Павлов Завьялов. Польские и литовские люди приходят в Шую воевать её, посадские людишки скитаются по миру, меж двор, а тут ещё с Москвы от бояр и воевод, и от стольника и воеводы от князя Д. М. Пожарского прислан с наказом Василий Ртищев, и ему велено взять с посаду тридцать пудов мёда да двадцать вёдер вина, и Ртищев доправил их, а шуяне плачутся: «Государи, смилуйтеся пожалуйте!» В 1614 году шуяне жаловались на сыщика Кузминского и на суздальских и шуйских губных старост, что они «питье из кабака емлют силою». В 1628 году в Шуе кабацким откупщиком москвитин Мишка Никифоров со товарищами, сменивший верного голову Ивана Володимирова. В пятнадцати верстах от Шуи стояло село Дунилово (178 дворов, 37 лавок, 7 амбаров, 40 навесов, 6 полков, 3 солодовки), в нём в 1632 году был кабак за пашенным крестьянином за Михаилом Васильевым со товарищами, да ещё были две харчевни. Оброку с кабака платили 590 рублей 4 копейки на год. Село это, как видно, было богаче Шуи, где в следующем году кабак платил только 200 рублей. На шуйском посаде по писцовым книгам считалось 154 двора, и в том числе 32 — запустелых. В 1640 году случился пожар, сгорело 82 двора, осталось 40 разломанных дворишек, да сгорел ещё кабацкий двор, нужно было ставить его; но несмотря на пожарище, шуяне стоят на правеже в недоимочных дворовых деньгах за запустелые дворы. А тут ещё с Москвы приходит царская грамота: «В Шуе из посадских людей выбрать на Углич верного голову к кабацкому сбору». Шуяне пишут челобитную, чтоб государь смиловался, не велел бы выбирать в Углич кабацкого голову, и чтоб шуянам «от такого разорения, стоючи на правеже, от голоду и стужи не погибнуть». Это было зимним временем. Спустя год в Шуе опять был кабак — а недельщик Андрей Мантуров сыскивал в Шуе про попа Антипа, и шуяне дали сказку, что тот поп «на кабак ходит и пьет, и с кабака покупаючи пьет, и к себе на двор носит». В 1643 году шуйский кабак — на вере, кабацким головою — суздалец, посадский человек Никитин Жилин; а кабацкими целовальниками — шуйские посадские люди Тихон Иконник со товарищами. На них бил челом царю шуянин Ивашко Тихонов, что его отец пьёт у них на кабаке безобразно, а голова и целовальники кабацкого питья дают ему в долг «не по животом и промыслу». В то же время земский староста Мишка Осипов, от себя и во всех шуян посадских место, бил челом царю на шуянина Короба, что он пьёт и бражничает безобразно, и зернью и карты играет, и жену свою бьёт и мучит не по закону.

Но в других кабаках самим целовальникам приходилось жаловаться на обывателей. Жители соседнего с Шуей города Лухи в 1654 году всем городом били челом царю, что приказчик села Мыту князя Репнина Пётр Шибаев собрался «со многими людьми, и с пищальми и с рогатины и с бердыши, поехал в город Луху, чтоб избить воеводу, а от съезжей избы поехал на луховский кабак, и на кабаке у стойщиков стал чуланы разбивать и питья даром прошать, и стойщики все разбежались, покинув питье». В 1630 году шуяне жаловались, что у них в городе более тридцати человек «сидят по выборам, да из них же сидят в Суздальском уезде у таможенного сбору, да в Ивановской слободе на кружечном дворе, и сидят без перемены пятый год, а Ивановская слободка — Суздальского, а не Шуйского уезда, а прежде там были суздальские выборные». В 1660 году они послали новую жалобу на воеводу Боркова, что 26 сентября он избил, заперши у себя на дворе, выборного посадского человека, кружечного двора голову Ганку Карпова до полусмерти, и ныне тот голова от его «воеводских побой изувечен, а на кружечном дворе питеру нет и промысл остановили, и сборным целовальникам стало не в мочь». На Ганку Карпова пошёл особый донос от воеводы, что у него в кабаке беспорядки. Из Москвы пришло повеление сыскать, правда ли, что голова Карпов на воскресенье и в воскресенье во весь день продавал вино по стойкам; правда ли, что он воеводе Боркову учинил непослушание, и питьё в стойках печатать не давал и прочее. Шуяне сказали, что они того не ведают, знают только, что у воеводы Боркова с головою Карповым была ссора. Пришли к церкви Божией на паперть священники и шуйский земский староста и призвали туда воеводу и голову, и голова Карпов говорил воеводе Боркову, что «убил де ты меня, Иван Иванович, напрасно». А он на это сказал: «Ты де, голова, меня бранил и невежливые слова говорил». И священники с земским старостой, выслушав ту ссору, их помирили.

В кабаках пропивались люди всех сословий, светские и духовные. В 1678 году по указу архиепископа суздальского был розыск про диакона Лариона, и шуяне показали, что «Шуи города соборные церкви диакон Ларион на кабаке и по улицам валяется, и по харчевням скитается, и, приходя пьян к соборной церкви, в колокола бьёт и градом всем возмущает, и в церковь божую не ходит, всегда по улицам ходя, по ночам и в день кричит». В 1677 году опять по указу архиепископа суздальского был розыск про попа Григория, и спрашивали у шуян: «А пономарь все пьян валяется ли? Да поп Григорей в беседах напивается ли пьян и озорничает ли? Всякого скаредною бранию, мужской пол и женский, бранит ли? Ст… у… на беседах и по улицам ходя, выставляя, показывает ли?» Шуяне сказали: «Ей же, ей». Архимандрит шуйского монастыря с братиею били челом царю на старца Саватея, что живёт не по монашескому чину: на кабаке пьёт, и иноческое с себя пропивает, и зернью играет.

В 1690 году шуйский кабак стал разваливаться; изба, выход винный и ледники пивные от ветхости обвалились, а кубы винные, и бражные, и пивные, и бочки, и колоды — все сгнило и обвалилось. И нововыбранный кабацкий голова Якушка Голятин доносил, что быть в кабаке «никоими мерами не мочно». На следующий год был выбран новый голова Лука Котельник, и ему велено было починить кабак под наблюдением земского старосты и посадских людей. В 1710 году во время пожара в Шуе сгорели на кружечном дворе выход винный большой, пивные два выхода и новостройная питейная изба, да ещё две избы, да приёмного у купчин вина 750 вёдер, пива 3260 вёдер, мёду 10 вёдер 3 четверти, 3 амбара хлебных и запасу в них, приготовленного для кружечного двора: ржи 150 четвертей, овса 200 четвертей; и осталось только «на кружечном дворе в отхожем погребе (в отхожем малом выходе) вина малое число — ведер 300». И шуяне доносили, что «без земской, и таможенной, и долговой изб, и кружечного двора быть и пошлины сбирать невозможно (а на продажу вина вскоре будет оскудение)». Шуйский кабак, видно, торговал хорошо и скоро вместо одного кабака явилось несколько, явилась даже целая кабацкая улица, называвшаяся Кабацкий десяток. Но в 1738 году был новый пожар: сгорели два кабака, большой и заверняйка,[128] два выхода откупщика Зубкова с запасным подставным вином, одна питейная изба, одна стойка и кружечный двор. В соседнем селе Иванове также было несколько кабаков. В 1775 году в Иванове сгорело два кабака, большой и подпушечный, и выгорела целая улица кабацкая. В 1795 году доход с шуйского кружечного двора и с кабаков дошёл до 1631 рубля 16 алтын 4 денег.