Сектор обстрела - Игорь Моисеенко

— Сержант! Ко мне! — отдал он пересохшей глоткой команду, глядя в люк.

При виде безжизненного тела механика Богдан едва не потерял сознание. Осколки исполосовали Рустаму шею. Из ран еще вытекали остатки крови. Голова безвольно упала на грудь, открыв на обозрение содержимое черепа. Окуляр прицела разорвал Рустаму глазницу и торчал теперь с внутренней стороны, поблескивая никелированной поверхностью среди остатков мозга и крови. Второй глаз, выдавленный наружу, уставился в потолок. В воздухе стоял кисловатый запах пороховых газов и крови. Кровь была везде. С разбитого триплекса свисали волосы с кусками кожи, а на полу лежал изорванный шлемофон с белеющими в нем осколками черепной кости…

Из оцепенения вывел капитан.

— Говорить можешь?

Богдан машинально кивнул.

— Рассказывай, сынок.

Но рассказ закончился слезами, так и не успев начаться.

— Ладно. Потом разберемся, — заключил капитан.

О том, чтобы этот мальчишка повел машину дальше, не могло быть и речи. А броня должна была выполнять боевую задачу. Капитан отдал распоряжение своему механику сесть за штурвал поврежденной БМП и увел Белограда на свою машину. Убирать в башне никто не стал. Тело Рустама перетащили в десантное отделение, и колонна, оставляя за собой устойчивый запах солярочной гари, отправилась дальше.

Из-за неприметной невысокой скалы, каких не счесть в горах Гиндукуша, совсем рядом с дорогой, вышел щупленький афганец. Злорадно улыбнувшись, он забросил на плечо доисторический ППШ, плюнул вслед затихающему за поворотом реву дизелей и направился в горы…

Рота отсыпалась. Только по два человека от каждого отделения следили за входом в ущелье и тылами. С момента высадки прошло уже довольно много времени. Ребята уже порядком устали от наблюдения. Хотя это и не сравнимо с тем, что предстоит испытать в горах, но напряжение последних суток и немилосердная жара неминуемо должны были сказаться на физическом состоянии бойцов. Тем более, что прошлой ночью рота почти не отдыхала.

Создавалось впечатление, что душманы и не собирались прорываться через оцепление. Хотя они могли бы просочиться в горы и по своим, известным только им тропам. И, скорее всего, если они решатся на это, то так и сделают. Все равно, сколько бы пехоты не высадили на вершины, в горах за всем не уследишь. Только идиот пойдет через равнину, прямо под стволы «шурави». А моджахеды далеко не идиоты. В то же время, в то, что они не знали о предстоящей операции, ротный не верил. С того момента, как штабные планы начали обсуждаться вместе с афганцами, ни одна операция не прошла без эксцессов. С тех пор на его памяти не было ни одного благополучного рейда. Или подразделения приходили на пустое место, или попадали под шквальный огонь еще на пути следования.

Размышления прервал радист:

— Товарищ старший лейтенант, броня из бригады идет. Просят, чтобы мы дымами обозначились.

Ротный отреагировал про себя:

— Ага… Щаз…с.

Дым из своего вещмешка достал связист. Всматриваясь через бинокль в склоны ущелья, Кузнецов все же заметил его возню:

— Я тебе команду давал!?

— Так, товарищ старший лейтенант, шарахнут же из всех стволов, если не обозначимся.

— Ты еще координаты наши в эфир выдай. Пусть сами нарисуются… сначала… С какой фермы вас набирают?.. Доярки…

Колонну, сопровождаемую стеной пыли, лязгающую гусеницами и ревущую дизелями, должно было быть и видно, и слышно за несколько километров. Пока что ротный никаких признаков приближения брони не наблюдал, и с постов аналогичных донесений не поступало. Обозначиться сейчас дымами решился бы разве что самоубийца. Такие действия допускались, только если броня находилась в пределах видимости. А пока что Кузнецов демаскировать роту не собирался, приказал:

— Всем боевая готовность! Усилить наблюдение за ущельем! Фланговым постам приготовить оранжевый дым! При появлении колонны немедленно доложить!

Звуковые волны в горах распространяются самым непостижимым образом. Поэтому колонна могла быть и за ближайшей горой, отражающей все звуки. Но на армейскую радиоволну могли выйти и моджахеды. А русский они тоже знают неплохо. Недаром же Советский Союз их полвека в своих вузах учил. На одном из недавних совещаний начпо говорил, что чуть ли не половина тех выпускников-афганцев теперь против шурави воюют. Если это они вышли на связь, демаскированную роту забросают минами в два счёта. Но и от своих, если не успеешь обозначиться, пощады не жди. Таких случаев, сколько угодно. Броня может прийти потрепанная, а бойцы обозленные. С головных машин особенно бдительно следят за окрестностями. Пока бойцы в поисках дымов будут рыться в своих мешках, броня успеет развернуться и шарахнуть по роте из всех стволов.

Рева двигателей, как такового, он не услышал. Горное эхо разлагает все звуковые волны на составляющие и разбрасывает их по окрестным скалам самым непостижимым образом. Первым до слуха ротного докатился только лязг саперного трала и гусениц ведущего танка. Одновременно то же самое доложили с первого поста. Почти сразу же из-за горы появился и сам танк. Следом за ним двигался командирский БРДМ* *(боевая разведывательная десантная машина)

— Ну, слава Богу, дождались. Первый и шестой пост — оранжевый дым! — незамедлительно скомандовал Кузнецов. Теперь духи, даже если и засекут расположение роты, проявить себя не решатся.

Где-то за тем поворотом, откуда показалась колонна, Кунар круто заворачивал вправо, образуя прямо перед устьем ущелья широкую долину. Здесь, на этой естественной площадке, и предполагалось разместить броню. Не доезжая до ущелья, БРДМ резко принял вправо в направлении роты. За ним потянулась длиннющая змея колонны. Афганские грузовики, не останавливаясь, двинули дальше на Асадабад.

Из БРДМа выпрыгнул капитан и протянул руку отдававшему честь Кузнецову:

— С прибытием нас. Как обстановка?

— Пока ни звука. Как добрались?

Капитан на секунду задумался, оценивая, как Кузнецов примет сообщение о гибели подчиненного.

— Могли бы и лучше…

Кузнецов уловил, что начальник колонны чего-то не договаривает. В голосе ротного почувствовались тревожные нотки:

— Потери?

— Да… Потери…. И у тебя…

Известие ошеломило. Каждый раз, когда он, волею обстоятельств, оставлял своих солдат без присмотра, у него зарождались и уже не покидали устойчивые плохие предчувствия. И каждый раз известие о потерях ранило в самую душу. К этому не привыкнешь…

Внезапно изменившимся голосом Кузнецов спросил:

— Кто?

Капитан не успел ответить. Кузнецов почувствовал движение за спиной. Из башни БРДМа выбрался Белоград. Безоружный он сел на башню и, пряча в песок полные слез глаза, принялся мять в руках панаму.