Дни поздней осени - Константин Сергиенко
Шрифт:
Интервал:
1.30 ночи. Уже спала. Но вскочила вдруг с внезапным сердцебиением. Вспомнила! Схватила дневник, прочитала нужное место. Так и есть! Он говорил о ее семье, о распаде... Боже мой! Дед и бабушка, мать, отец и она с сестрой. Состав нашей семьи! Какое совпадение. Мне почему-то нехорошо, неприятно. Как бы заснуть...
Школа на носу. Ну, всякие перезвоны. Я-то никому, а мне все звонят. Лиза Потехина и Лена Корф, Света Боярская. Сережа Атаров звал делать газету к первому сентября. Обещала завтра прийти после обеда. А сама все о главном. В три часа на Пушкинской. Даже удобно, что газета. Не надо будет сочинять дома. Я, впрочем, рассчитывала на визит в школу. Как странно, что я школьница, что нужно садиться за парту, писать контрольные, показывать дома отметки. В три часа на Пушкинской. Я так повзрослела за лето, во мне началась тайная жизнь. Смотрю на все отчужденно, с ощущением непричастности к прежним милым вещам. Вот книжки мои, учебники и тетрадки. Большая квартира и бюст римского консула. Картины, ковры, инструмент. Вот голоса одноклассников по телефону, лица домашних. Они что-то говорят, зовут к обеду, спрашивают. Мне ни до кого нет дела. В три часа на Пушкинской...
Лихорадочно перечитывала дневник. По-моему, он становится похожим на книгу. В нем появился сюжет, дедушка был бы доволен. Но чем же все кончится? Книга книгой, а жизнь течет сама по себе. Она не так стройна, как повествование. Что будет дальше? Как это и вправду тяжко: все время забегать мыслью вперед. Надо жить сегодняшним днем. Я бы с удовольствием обратилась сейчас в маленькую девочку, забыла обо всем. У нас же, взрослых, — я взрослая, ха! — сознание «продлено», как выразился Алеша, на целые годы вперед.
0.30. Все уже спать улеглись. Я надену то самое белое платье, благо тепло, обещали за двадцать. Боюсь, не засну. Такое ощущение, что нужно оставить прощальную записку. Завтра уеду бог знает куда, жизнь моя переменится. Неужто я способна на такие поступки?
И вот последние стихи из «Календаря».
Сегодня дня не было. Черная дырка.
И вот они собрались на школьном дворе. Все в новом, отдохнувшие после лета, загорелые. Директор держал речь, но микрофон, конечно, сломался, и ничего не было слышно. А потом повели первоклассников за руки в классы. И начались уроки. Кто-то спросил: «А где же Молчанова?» И это спросил Виталик. «Где же она, где Маша?» — закричали все остальные... Хотела что-то трагическое сочинить, да не хочется. Например: «Молчанова умерла». Увы, я жива, живехонька...
Лежу на своей кровати. Она похожа на ковчег. Старинная кровать, отделанная палисандром и медью. В школу меня не пустили. Все бродят по дому на цыпочках. У меня ничего не болит, но меня не пустили в школу. Вчера я вернулась домой в половине шестого.
— Где ты была? — спросила мама. — Я бегала в школу, газету давно уже закончили.
— Гуляла, — ответила я.
— Но завтра ведь в школу! У тебя ничего не собрано.
Я промолчала. Она присмотрелась ко мне и ахнула:
— У тебя губы синие! Ты заболела!
— Я абсолютно здорова, мама.
Деревянной походкой ушла в свою комнату. Мама пришла и села ко мне на кровать.
— Маша, что с тобой, Маша? Ты стала неузнаваема. Что случилось, дочка, ответь.
Я молча глядела в потолок. Она заплакала.
Приходили навещать одноклассники. Шумно рассказывали о первом дне. Нина Петровна, оказывается, никуда не уехала. В последний момент что-то случилось, поездку отсрочили. Мама слышала разговоры и не преминула спросить:
— Значит, проводы были преждевременными?
— Да, мама, совершенно преждевременными, — вежливо ответила я.
Он просто не пришел.
У нас новая химичка. На Лизе Потехиной новое платье, на Атарове новый свитер, и новый какой-то ученик появился в классе. Вообще много нового.
Я ждала его два часа.
Газета получилась хорошая, только Веденеева, как всегда, обиделась. Показалось, что ее нарисовали некрасивой. Не родись красивой, а родись счастливой, вот что скажу тебе, Галя Веденеева.
Он просто не пришел.
Вечером посетил дедушка. Показывал «сигнал» своей книги «История Нидерландской революции». «Сигнал» — это самый первый экземпляр, за ним печатают остальные.
— В пятницу начинает работать кружок, — сказал дедушка. — Его ведет Базанов, очень интересный человек. Поправляйся.
— Хорошо бы кружок вел Костычев, — сказала я. Дедушка посмотрел на меня с естественным недоумением.
— Костычев еще не начал работу. А потом, он искусствовед. Если его возьмут, он будет вести семинар в группе искусствоведения.
— Разве еще не взяли? — спросила я.
— Есть сложности, — сказал дедушка.
— Но учебный год уже начался.
— Маша, — сказал он, и в глазах мелькнуло раздражение, — я пришел сообщить тебе, что кружок начинает работу в пятницу.
Вслед за дедушкой в мою обитель вторглась тетя Туся. Она дрожала от возмущения.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!