Перстень Иуды - Сергей Куликов

Она оторвалась от письма, глянула поверх очков на сына.

– Ты дальше, дальше слушай, Пашенька! Сейчас самое главное будет…

– Да я и так слушаю, маменька! Не томите!

Оно и правда – Павел обратился в слух. От обычной сонливости, в которой он пребывал с утра до вечера, не осталось и следа.

– «А потому, любезная сестрица, собери-ка не мешкая Павла, пусть едет ко мне, хочу посмотреть на племянника, пока жив… Думаю, на дорогу ему наберешь, а я все возмещу, не беспокойся. И здесь он у меня голодать не станет…»

Варвара Васильевна отложила письмо и молча уставилась на сына, как бы спрашивая его, что он думает о поступившем приглашении. Павел так же молча смотрел на мать, как бы переваривая услышанное.

– Стало быть, ехать надо, – наконец сказал он. – А то, неровен час, преставится дядюшка, и тогда…

– Так на службе дадут ли тебе отпуск? – забеспокоилась мать.

– А хоть и не дадут, так уеду. Сколько можно помощником делопроизводителя штаны протирать? Вы тут все о снах толкуете, маменька, а у меня внутри чувство такое, что выпал мой главный шанс в жизни. И терять его я не намерен. Поеду!

– Умница ты мой, красавец! – на глазах у Варвары Васильевны выступили слезы. – Ты ж там, в Петербурге, смотри… И с Василием Васильевичем будь… Ну да ладно, я тебя научу, что к чему, как с кем себя вести да как отвечать кому надо…

– Спасибо, маменька!..

Уже через три дня Павел Бояров в превосходном настроении выехал из Рязани. Ему даже не верилось, что он вырвался из ненавистного дома, где мать подавляла все его желания и устремления. Она всегда «правила бал» в своем доме, а уж после кончины батюшки так вообще житья не давала. Зато теперь… Теперь он не упустит своей Фортуны!

Радужные надежды кружили голову. Из письма ясно, что дядюшка имеет на него самые серьезные виды. Только бы успеть застать старика в живых и понравиться ему, чтобы отписал наследство… Тогда заживем! А какая жизнь в столице, он не раз себе представлял, да и в книжках читать приходилось. Только бы успеть и понравиться! В тесном пространстве пассажирской кареты Павел Львович Бояров выпятил грудь и распрямил спину. Никогда за свои неполные двадцать два года он не чувствовал себя таким самостоятельным и уверенным в успехе.

Правда, когда проехали шлагбаум и полосатую будку на границе Рязани, эта уверенность несколько ослабла. А уж через три дня, при въезде в Москву, от нее вообще ничего не осталось. В белокаменной Павел провел всего один день и ночь, но был крайне удивлен и расстроен высокими ценами на все: и на ночлег в меблированных комнатах, в которых маменька велела останавливаться, и на еду в трактирах.

Снова тряская карета, запах пота от других пассажиров, постоялые дворы, придорожные трактиры… Начало июня выдалось теплым. Павел с интересом разглядывал картины, проносившиеся за окном, и чувствовал себя опытным путешественником. Но уже на третий день ему надоело это бесконечное утомительное путешествие, и он уже мечтал побыстрее добраться до Петербурга. В столицу въехали на восьмой день пути, уже поздно вечером. Как и советовала мать, остановился в номерах, а утром, чуть свет, отправился искать баню, чтоб смыть всю накопившуюся за долгую дорогу усталость, вместе с потом и грязью.

Потом он тщательно выбрился и облачился в свой лучший костюм. Правду сказать, костюм, а точнее старенький темно-синий сюртук, был единственным выходным нарядом молодого Боярова. Сидел он на молодом человеке неловко, будто был с чужого плеча. Хотя, скорей всего, Павел Львович просто вырос из него и вверх и вширь.

Как бы то ни было, но в полдень молодой человек вышел на улицу, взял извозчика и назвал адрес дяди. Он не думал, что скажет своему именитому родственнику, полагаясь на русское «авось» и свой ум.

Высокую резную дверь двухэтажного особняка отворил немолодой гигант-привратник в красном камзоле, коротких, до колена, красных же штанах и белых чулках. Привратник был так велик и толст, что полностью закрыл собою весь дверной проем. Его густые седые бакенбарды переходили в такие же пышные усы. Павел даже растерялся.

– Чего изволите? – спросил старый гигант, снисходительно осматривая пришедшего.

– Я к графу, – пролепетал молодой человек, мысленно проклиная себя за робость перед слугой.

– Позвольте узнать, назначал ли их сиятельство вам аудиенцию?

– А как же… Он письмом пригласил меня приехать, – залепетал Бояров. – Вот и письмо…

Он зачем-то достал лист дорогой бумаги и уж совсем смутился из-за своей растерянности.

– Я их племянник. Бояров Павел Львович…

Привратник еще какое-то время с удивлением и даже испугом смотрел на визитера и наконец сделал шаг в сторону:

– Извольте войти, сударь. Подождите, о вас доложат.

Павел Львович оказался в большой прихожей, перед большим зеркалом, слева от которого находилась гардеробная, а справа располагалась довольно широкая беломраморная лестница. Через минуту молодой человек услышал сверху голос слуги:

– Извольте подняться, сударь, его сиятельство вас примет.

Павел заспешил вверх, переступая через две ступеньки. Вскоре он оказался в большой комнате, уставленной стеллажами с книгами и старой добротной мебелью. Подле окна стоял большой темный письменный стол, а рядом на тумбе находился огромный глобус, схваченный двумя стальными обручами. В таких кабинетах ему еще не приходилось бывать, и он, заложив руки за спину, стал разглядывать обстановку. Вдруг он заметил, что в кресле, спиной к окну, сидит крупный старик с отвислыми, как у борзой, щеками и внимательно наблюдает за ним. В руке он держал перо – очевидно, что-то писал.

Павел вконец растерялся и, как учила маменька, низко поклонившись хозяину кабинета, сказал:

– Здравствуйте, дядюшка.

– И ты здрав будь, племянничек, – в складках морщинистого лица можно было рассмотреть улыбку. – Как добрался?

– Спасибо, ваше сиятельство, вполне благополучно.

Наступила неловкая пауза. Граф молча созерцал своего родственника. Его высохшие, с голубыми жилами руки лежали на подлокотниках кресла. На мизинце левой руки красовался перстень с черным камнем.

– Как матушка, не хворает? – наконец нарушил молчание хозяин.

– Благодарствуйте, здорова, – склонил голову Павел. Неловкость не проходила.

– Садись, – негромко, но властно велел граф. – Расскажи о себе.

Бояров растерялся, но, совладев с эмоциями, откашлялся и сообщил о себе, что он окончил гимназию и, благодаря стараниям Варвары Васильевны, был принят на казенную службу.

– В больших ли чинах ходишь? – в голосе хозяина кабинета Павел уловил иронию.

– Какие наши чины… – окончательно смутился гость.

Допрос продолжался с полчаса. Наконец, граф Опалов бесцеремонно велел Павлу встать, повернуться кругом и, осмотрев его таким образом, сказал: