Мы с королевой - Сью Таунсенд

Сквозь стену, отгораживающую их от соседей, они услышали, как заплакал Шэдоу, потом скрипнули пружины кровати: это встала его мать, чтобы сунуть ему бутылочку с чаем. Прежде чем уйти в ванную, Диана сказала:

— Чарльз, мне нужно сделать прическу. Дай мне, пожалуйста, денег.

— Но я собирался на этой неделе купить мешок костной муки, — растерянно сказал Чарльз.

Шэрон крикнула через стену:

— Ди, я тебя сама подстригу. Зря, что ли, шарашила в ученицах у парикмахера. Зайди часиков в десять.

— Звукоизоляция в этих домах чудовищная. Ее, можно сказать, просто нет.

Сквозь другую стену Диана с Чарльзом услышали, как Уилф Тоби говорит жене:

— Только бы Диану не обкорнали.

Потом в стену ударило изголовье кровати: это Вайолет, проворчав: «Кончай трепаться», повернулась на другой бок.

Диана и Чарльз спустились вниз и стали шарить по полкам в поисках чего-нибудь на завтрак. В денежном отношении они, как и вся их родня в переулке Ад, были совершенно, до неприличия на мели, и днище их корабля уже царапали предательские скалы государственного пособия. Чарльз дважды посылал целую пачку официальных прошений. Они каждый раз возвращались с сопроводительным письмом, утверждавшим, что бумаги «неверно оформлены».

Когда прошения вернулись во второй раз, Диана сказала:

— А я думала, ты знаешь арифметику, правописание и все такое.

Швырнув письмо через всю кухню, Чарльз завопил:

— Да разве это английский язык? Это канцелярская абракадабра! А их арифметику сам черт не разберет.

Усевшись опять за кухонный стол, он сделал еще одну попытку, но расчеты были ему явно не по силам. Он уяснил одно: они не могут требовать Жилищное Пособие, пока не известен размер Дополнительной Выплаты Малообеспеченным; а Дополнительную Выплату можно просить, только когда установлен размер Жилищного Пособия. Кроме того, существует Семейный Кредит, пользоваться которым они еще не могут, но который, судя по всему, тоже принимается в расчет. Пытаясь во всем этом разобраться, Чарльз невольно вспомнил Алису в Стране Чудес. Он тоже блуждает в каком-то сюрреалистическом мире. Он получает письма с просьбой позвонить, но когда звонит, никто не берет трубку. Он пишет письма, но не получает ответа. Ему ничего другого не остается, как отправить третью пачку прошений и ждать от государства обещанных этим самым государством пособий. А они с Дианой едва сводят концы с концами. Они меняют вещи на продукты, занимают деньги и уже задолжали пятьдесят три фунта восемьдесят один пенс Виктору Берримену, хозяину «Еды-да-да» и филантропу.

В дверь постучал молочник — они ему давно не платили. Обшарив глазами кухню, Диана схватила с полки набор рюмок для яиц веджвудского фарфора. Чарльз побежал за нею, зажав в кулаке серебряную ложку с фигурной ручкой в виде апостола.

— Попроси у него дюжину яиц, — шепнул он, сунув жене ложку в свободную руку.

Молочник Барри стоял на ступеньках крыльца, не спуская глаз со своей тележки. Когда дверь отворилась, у него упало сердце: он понял, что ему опять не заплатит наличными.

В тот же день Чарльз возился в саду, связывая в пучки стебли кормовых бобов; мимо прошла Беверли Тредголд, толкая перед собой старую высокую коляску, в которой лежала ее крохотная племянница. На Беверли была черная мини-юбочка из синтетического трикотажа, белые туфли на высоких каблуках и красный свободного покроя жакет. Ноги у нее посинели от холода. У Чарльза свело желудок. Он выпустил из рук стебли, и они с треском повалились на землю.

— Подсобить? — спросила Беверли.

Чарльз кивнул, Беверли вошла в сад и помогла ему подобрать стебли. Когда Чарльз соорудил из них нечто вроде вигвама, Беверли ухватила их за макушки и держала, пока Чарльз связывал их зеленым шпагатом. От нее пахнет дешевыми духами и сигаретами, думал Чарльз. Она должна бы вызывать у меня отвращение. Он судорожно пытался сообразить, что бы такое сказать, тут сойдет что угодно. Главное — оттянуть минуту расставанья.

— Когда нас снова вызовут в суд? — спросил он, хотя прекрасно помнил когда.

— На той неделе, — сказала Беверли. — Ох, страх меня берет.

Он заметил, что у нее не хватает четырех коренных зубов. Ему хотелось поцеловать ее в губы. Вышло солнце, и посеченные концы ее волос засверкали; ему хотелось погладить ее по волосам. Она зажгла сигарету, и он, активный противник курения, захотел ощутить ее дыхание. Сумасшествие какое-то, подумал он, начиная понимать, что влюбился в Беверли Тредголд. Либо дело обстоит именно так, либо же он подцепил вирус, разрушительно действующий на его умственные способности, во всяком случае, на его здравый смысл. Мало того, что она простолюдинка, у нее и вид плебейский до вульгарности. Беверли двинулась было прочь, и Чарльз сменил тактику, лишь бы удержать ее.

— До чего же обворожительный ребенок! — вскричал он.

По правде говоря, маленькая Лесли отнюдь не была приятным на вид младенцем. Она лежала на спине и сердито сосала большую розовую соску-пустышку; взгляд ее голубых глаз, неотрывно смотревших в небо над переулком Ад, напоминал взгляд разочарованного жизнью старика. От нее исходил тяжелый запах. Одежда на малышке не отличалась свежестью. Поправив ей у шейки флюоресцирующее розовое редкой вязки одеяло, Беверли собралась двинуться дальше.

— А быстро оно в суд попало, наше дело, правда? — продолжал суетиться Чарльз.

«Наше» — какое драгоценное слово, ведь оно означает, что у них с Беверли Тредголд есть что-то общее!

— Это из-за вас, — сказала Беверли. — Они ж хотят побыстрее с вами разделаться.

— Вот как?

— Ага. Засадить вас в кутузку, подальше от греха.

— Ну уж нет, в тюрьму я не пойду. — Чарльз даже рассмеялся такому нелепому предположению. Он вообще ни в чем не виноват, в конце-то концов. А здесь, как ни говорите, Британия, не какая-нибудь не имеющая понятия о законности «банановая республика», где правит деспот в темных очках.

— Зачем им, чтоб вы разгуливали на свободе — того и гляди снова посадите свою мамашу на трон.

— Вот уж о чем и думать не думал, — запротестовал Чарльз. — Да я никогда еще не был так счастлив. А сейчас, в эту минуту, я, Беверли, счастлив безумно.

Глубоко затянувшись, Беверли докурила последние миллиметры сигареты и швырнула горящий фильтр в канаву, где уже валялось много таких же окурков. Поглядев на серые фланелевые брюки и блейзер Чарльза, она сказала:

— Уоррен Дикон продает цветные спортивные костюмы из эластика, по десять фунтов за штуку, вы бы купили, чтобы возиться в саду. У него и кроссовки есть, и всякое такое.

Чарльз жадно ловил каждое ее слово. Раз Беверли советует, он разыщет Уоррена Дикона, выследит его и потребует выдать ему этот костюм, что бы он собой ни представлял. Малышка в коляске захныкала, и Беверли, бросив ему «Ну, пока», двинулась по переулку дальше. Чарльз видел синие жилки вен у нее под коленями, его тянуло полизать их. Он влюблен в Беверли Тредголд! Ему хотелось плакать и петь, смеяться и кричать. Он неотрывно смотрел, как она проходит полицейский кордон, как презрительно сплевывает точнехонько у ног старшего инспектора Холиленда. Вот это женщина!