Прикольные игры на Краю Света. Три повести об отрочестве - Иван Орлов

У Кольки – остолбенелый вид. У него крупно задрожали ноги, даже под штанами было видно, как колени ходят ходуном. А потом ноги подогнулись, Колька расхлябанно, как тряпичная кукла, опустился на пол, разметав руки.

Юра наклонился над Колькой и начал считать:

– Один, два, три, четыре, пять…

Когда рефери начал говорить «девять», к рингу, решительно раздвигая подростков, вышел директор школы Кухаренко и задал самый директорский вопрос:

– Что это здесь происходит?!

Победу засчитали Степке, но Колька мог вызвать двоюродного брата на ответный бой в любое время. Колька твердил, что на счете «семь» готов был встать, но услышал рев директора, поэтому не спешил подняться с пола. Но решение Юры оспоривать не стал.

На следующий день у ребят на Набережной была гулянка. Старшие ребята собрались у Микошиных. Младшие – на веранде у Пороховых, там, где недавно пировали взрослые. Десять ребят от семи до девяти лет получили в свое распоряжение десять бутылок лимонада, пряники с ирисками и «подушечками».

Сережке удалось сесть за столом так, что по правую руку от него сидел одноклассник Сашка, по левую – мышкой притаилась Нинка. Где-то Сережка слышал, что на праздничных пирах мужчине положено ухаживать за женщиной, значит, наливать ей напитки и подавать закуски. Вот и налил ей газировки, щедро сыпанул на тарелку пряников и конфет.

Пока Сережа раздумывал, как начать разговор с Нинкой, к нему обратился Сашка:

– Ты слышал: никто не знает, сколько денег сдали Нёме на тотализатор.

– И что? – не понял Сережа.

– То, что победитель получает премиальные, а что останется, берут себе организаторы боя. А Степка отказался от денег, сказал: «Я победил, мне этого хватит».

– Ты откуда знаешь?

– Слышал, как он с Витькой разговаривал. Брат мой говорил твоему, что надо было бы знать…

– А мой что?

– А ему все равно. Радуется.

Нинка не сильно толкнула его в бок.

Сережка повернулся к ней.

– Газировки подлить?

– Не надо.

– А что тогда?

– Не злись на меня. И на Кольку…

– На тебя не злюсь. А вот Колька…

– Да, он злой, он дерется, – бубнила Нинка, глядя в стакан. – Только он после этого карбида совсем плохой стал, больной…

– Какой еще больной? Все же зажило!

– Не, он теперь карбида боится. Он наворовал на стройке много, а недавно все выкинул. Даже когда по телевизору показывают взрывы, он уши затыкает и в коридор уходит. Только если узнает, что я тебе про это рассказала, убьет! Слышишь?!

– Не узнает, – заверил ее Сережка.

В тот год школьникам повезло: 31 декабря выпало на понедельник. Поэтому каникулы удлинились на день. Если взрослым в понедельник пришлось идти на работу, то школьники наслаждались свободой с воскресенья.

Погода в предновогодний день не заладилась: пасмурно и густой снегопад, но Степка с приятелями отправился на лыжах в лес – за елками. Сашка зазвал Сережку к себе. У него было интересно. Софья Макаровна, Сашкина мама, покупала разные игры, такие, чтоб надо было голову поломать или посражаться в тепле и под крышей: и бильярд настольный, и литературное сказочное лото, и мозаики. А еще там хлопочет по хозяйству баба Шура, которая всегда готова угостить мальцов чем-нибудь вкусным. Именно она, Сашкина бабушка, сама того не желая, пошатнула мир, наступивший в Сережкиной душе после боксерского поединка. А дело было так.

Комната, в которой расположились прямо на полу Сашка и Сережа, соседствовала с кухней, где хозяйничала баба Шура. Сашка отлучился куда-то на минуту. В кухню вошла женщина.

– Здравствуйте, Александра Викторовна. С наступающим!

Сережа по голосу узнал Марию Борисовну Шнейдерову.

– Вот, затеяла мясо в горшочках, – объяснила, зачем пришла, мать Нёмы, – а сушеных грибов нет. Можно горсточку позаимствовать?

– Да хоть две, Мария! Сейчас вода закипит, схожу в кладовку. Присядь, поговорим.

Шнейдерова послушно присела у стола и поделилась недоумением:

– Сейчас встретила Евгению Величко – еле-еле через губу со мной поздоровалась. Ничего ей вроде плохого не сделала.

– Она не на тебя именно – на весь свет окрысилась!

– Да за что же?

– А ты не знаешь, Мария?

– Откуда же? Мы здесь всего лет десять живем.

– Тут вражда у Ивана с Васькой давняя. Их отца Петра и мать Устинью я хорошо помню…

А Сережа совсем не знал тех деда и бабку, что по линии папы. Они умерли, когда его еще не было на свете. Только две большие фотографии на стене: суровый дед с окладистой бородой и обычная крестьянская бабулька в платочке.

– Васька и Иван – погодки, – продолжала рассказ баба Шура. – И в армию пошли один за другим: Васька – весной, Иван – осенью. Петр собирал деньги на дом одному из сынов, второму досталась бы родительская усадьба – вот, где они все теперь живут. Васька пришел из армии раньше. Пофорсил, потом нашел в деревне Женьку. Погулял с ней лето и говорит отцу: «Буду жениться». Петр говорит: «Подожди, давай брату дом поставим, хотя бы под крышу доведем». Васька уперся: «Хочу сейчас, и точка!» – да и ушел к Женьке жить. Ну, приходит Иван. Стали готовиться фундамент заливать под дом, надо покупать стройматериалы. Полез Петр в загашник свой – а денег-то и нету. Обыскали всё – нет как нет. Петр на жену с кулаками: ты, мол, всяких нищебродов привечаешь, вот они в благодарность еще и обокрали! Устинья, в самом деле, всегда нищим подавала, конечно, не деньгами – откуда у нас деньги после войны – продуктами давала. Ну, слегла после всего хозяйка и сгорела в полгода. А была не робкого десятка. Иконы в доме держала до последнего. Какой-то чин партийный пришел зачем-то, сама видела. Говорит: «Что это у вас иконы висят?» А Устинья: «У тебя есть не просят!» Так и пошел восвояси…

Баба Шура умолкла на минуту, помешала на плите варево и продолжила рассказ:

– Вот похороны. Решили хоронить по старинке, без оркестра. Попа по-тихому пригласили, в доме отпел. Васька пришел с Женькой. На это Петр ничего: сын все-таки, имеет право с матерью попрощаться. Он все себя винил, Петр-то, что из-за него Устинья померла. А когда гроб в могилу опустили, родственники стали по три горсти бросать. Подошел в свою очередь Васька да на краю могилы и поскользнулся. Иван успел схватить его за телогрейку, чтоб на гроб материнский не рухнул. Потянул от ямы. Телага, видно, ветхая была – подкладка треснула, а из нее бумажки-то и посыпались какие-то и прямо вниз…

– Какие бумажки? – не сообразила сразу Мария Борисовна.

– Да деньги! Он, Васька, и украл отцовские накопления, чтоб сладкими винами свою принцессу угощать. Похоронили, помянули. Петр все время чисто камень был. А наутро Ваську проклял и из дому выгнал. Рубля из краденых денег не взял. Сказал: «Вот тебе и твоя доля, с ней живи как хочешь!»