Ричард Длинные Руки - сеньор - Гай Юлий Орловский
Шрифт:
Интервал:
– Можешь сесть. У меня к тебе пара вопросов.
– Да, ваша милость, – ответил он смиренно и послушно опустился на краешек табуретки. Что-то уловил, сразу подпустил уважительности, почтительности, кашу маслом не испортишь. – Все, что знаю, к вашим услугам.
– Это уже земли доблестного воителя, славнейшего из рыцарей, сэра Галантлара?
Что-то промелькнуло на его лице, но в следующее мгновение он уже отвечал, глядя мне в лицо прямо и честно, даже чересчур прямо и честно:
– Да, ваша милость. Вы правы, ваша милость.
Я нахмурился, побуравил его взглядом, прорычал:
– А где сам замок?
– Близко, ваша милость, – ответил он послушно. – Мы в низине, а если чуть подняться, то замок сразу же и откроется во всей красе.
Я помолчал, делая вид, что о чем-то раздумываю, пусть видит, что человек я серьезный и основательный, поинтересовался вроде бы невзначай:
– А каков он, этот Галантлар?
Он взглянул осторожно, но из норки себя не выпустил, ответил оттуда:
– Могучий господин. Очень могучий.
– Это я знаю, – сказал я нетерпеливо. – Как бы иначе захватил такой замок? Но что он сам за человек? Добр или зол? Дает ли какие-то свободы или за каждую провинность вешает? Да не просто вешает, а за горло?
Староста помолчал, ответил еще осторожнее:
– Не наше это дело, судить дела господина. Он поступает, как… как господин. Он могуч и силен, соседи нас обижать не осмеливаются…
Он умолк, я кивнул.
– Хорошо сказал. Верно, каждый должен знать свое место. Простолюдин свое, сеньор – свое. А король – тоже свое. Значит, сам вас все-таки обижает…
– Я этого не говорил, – запротестовал он.
– Не в лоб, – заметил я, – но все-таки сказал… В чем эти обиды?
Он помолчал, глядя исподлобья, сказал очень осторожно:
– На господина обид нет. Но сам он почти перестал показываться из замка. Раньше его видели часто… Да что там почти, в самом деле последние два года его не видели. Мне довелось в прошлом году побывать в замке, отчет давал, так он, скажу вам, ваша милость, настолько стар, что я просто не знаю… Всеми делами уже давно заправляют Цеппер и Шваргельд, да еще Етлинг, это они берут молодых женщин на поругание, на первую брачную ночь…
Я прервал:
– Первая брачная – это ж освященное право сеньора, это можно, а вот как эти Цеппер да Шваргельд, они что, тоже господа?
Староста покачал головой.
– Нет, господин один – Галантлар. А они – слуги.
– Может быть, колдовство какое? – предположил я. – Слыхивал, что Галантлар приехал в эти земли не так уж и давно, ну лет пять от силы! Что же он так вдруг постарел… Или какое-то колдовство?
Староста без всякого удивления развел руками.
– А кто не колдун? Всякий замок либо на колдовстве, либо с помощью колдовства. Говорят, где-то на дальнем Севере не так, но есть ли он вообще, тот север? Да, хозяин – великий колдун, да и служат ему…
Он осекся, я ободряюще кивнул.
– Не трусь. Здесь свои. Так кто ему служит?
Староста сказал осторожно:
– Не люди… или не совсем люди. Нам, конечно, все равно, мы в деревне сами по себе, а они там сами по себе, от нас только продовольствие требуется да людей иногда, но и то, правду сказать, когда соседний барон Шульц начал было нападать на деревни, жечь и людей хватать, то наш хозяин выступил с отрядом, подстерег барона, разбил наголову, самого поймал, заставил принять бой и собственноручно разрубил до пояса. Его людей гнал до ворот его замка. Мало кто ушел… Так что мы ему благодарны. А что в его отряде были и… ну, не совсем люди, то это не наше дело.
– Да, – сказал я, – что для нас хорошо, то – Добро, а что против, то – Зло. Верно?
Староста просиял.
– Все верно, ваша милость! Как вы точно все сказали! Что значит благородная кость. А мы только чувствуем это, а сказать не можем.
За окнами послышались шум, крики. Донесся грохот копыт, мимо проскакал мальчишка на взмыленном коне. Староста бросился к окну, а я через его плечо увидел далеко зловещий густой дым, поднимающийся к невинно-голубому небу. Староста сказал озабоченно:
– Никак на деревню Большие Сверчки кто-то напал…
Я выбежал на крыльцо, из дома Иволинны выскочили Сигизмунд и Зигфрид, растрепанные, растерянные. Сигизмунд на ходу застегивал рубашку, а Зигфрид затягивал пояс. Мальчишка поднял коня на дыбки, явно гордый, что все внимание на него, прокричал:
– Там напали!.. Дядьку Гента убили, Шарля и Курта ранили, сестру Шарля уже на коня…
Зигфрид раздраженно фыркнул, а Сигизмунд воскликнул красивым голосом:
– Как можно? Мы не позволим!
– Да не спеши ты, – осадил его Зигфрид.
– Но там бесчинство!
– Бесчинство или нет, – сказал Зигфрид строго, – определяет наш сеньор. Может быть, там осуществляются законные права…
Они смотрели на меня с требовательным ожиданием. Сердце мое стиснулось в трусливый комок. Я уже могу постоять за себя, проверено, с самого первого дня, как сюда попал, принимаю удары и наношу их в ответ, мало не показалось. Но это все, так сказать, в порядке самозащиты, когда каждый гражданин, не опасаясь, что посадят или предъявят, может давать сдачи, но чтобы вот так самому куда-то пойти или поехать, дабы бдить и защищать, – на это есть милиция, органы и все такое…
Холодок прокатился вдоль хребта. Никуда не денешься, рыцари – и есть та самая милиция, что поддерживает порядок, наказывает насильников, переводит старушек через дороги, утешает вдов и сирот, защищает бедных.
И не на кого сослаться, нельзя втянуть голову в плечи и дождаться, что кто-то поедет, а я останусь.
– Поехали, – сказал я обреченно. – Мы должны вершить справедливость. Знать бы, какая она…
Земля мелькала под копытами быстрыми рывками, сливалась в серо-коричневую полосу, ветер пытался остановить, хлестал конской гривой по лицу. Пожар приближался, видно было выбегающих из домов людей. Всадники кружили на деревенской площади, там с криками и плачем бегали две девушки в разорванных платьях. Из одного дома мужчина в жирно блестящей кольчуге выволок за волосы женщину, за нею бежал мальчишка, с плачем хватался за женщину, за насильника. Тот отшвырнул его пинком, мальчишка вскочил и снова бросился на обидчика, и тогда тот, не останавливаясь, коротко ударил его узким мечом.
Сигизмунд вырвался вперед, я видел только, как промелькнуло распаленное гневом лицо. Он на скаку развалил насильника почти пополам, по другой стороне улицы вихрем пронесся Зигфрид, тускло сверкал его меч. Я остановил коня, молот вырвался из моей длани, и в круге насильников из пятерых осталось двое. Я подставил ладонь, шлепок, замах, и снова свирепо воющий молот понесся навстречу оцепеневшим жертвам.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!