Поцелуй с разбега! - Арина Ларина

Аня, юная жена престарелого обладателя строптивой дочери и сети супермаркетов, тоже не сидела сложа руки. Для начала она рассудительно сказала Илье Федоровичу, что, как только деньги закончатся, Алине надоест играть в декабристку, и она вернется. Потом деятельная Анна встретилась с падчерицей, пообщалась по душам, дав девушке выговориться, и предложила поднять настроение шопингом. Шопинг закончился тем, что Алина потратила последние сбережения и даже взяла в долг у Анны. Следствием этого похода был бурный семейный скандал и осознание молодыми печального факта, что они слишком разные. Далее в дело снова вступила Анна, старавшаяся вовсе не ради душевного спокойствия супруга. Илья Федорович, увлеченный зарабатыванием денег и получавший удовлетворение исключительно от удачных финансовых операций, супружеский долг практически полностью перевел в иностранную валюту, исправно выдаваемую жене «на булавки». Лишь изредка Аня получала небольшую порцию внимания от занятого мужа. Все остальное время женщина была предоставлена сама себе. От нее требовалось прилично выглядеть и не создавать проблем. Первое время Анечку это вполне устраивало, но потом она стала тяготиться ролью обезьянки в золотой клетке. Хотелось большего в эмоциональном плане.

На эту благодатную почву и шмякнулось зерно в виде красавца Филиппа. Первое, что подумала Аня: мужик не пара Алине. Второе – не пропадать же добру. Пока молодые картинно боролись за свое счастье, шансов у нее не было. Но Аня выросла в огромной коммуналке, усваивая законы судьбы в длиннющем коридоре, куда доносились отголоски всех семейных разборок многочисленных жильцов друг с другом, с детьми и выживающими из ума родителями. Если бы она писала книги, то сюжетов девушке хватило бы до пенсии. Но Аня сделала более удачный выбор: помножив красоту и свежесть на жизненный опыт, она вышла замуж за Илью Федоровича. Рай в шалаше возможен только в весенне-летний период, а суровые снежные бури превращают этот шалаш в надгробие светлому и глубокому чувству. Аня хотела жить в надежном домике поросенка Наф-Нафа, периодически совершая вылазки на пленэр. Прекрасно понимая, что Алина способна лишь на кратковременный подвиг, Анечка решила ускорить развязку, подорвав бюджет молодой семьи. Как только не оправдавший высокого доверия супруг был изгнан Алиной с занимаемой жилплощади, его тут же подобрала Аня. Вернее, попыталась подобрать.

Она «случайно» встретилась с парнем после работы, столкнувшись у метро.

– Ну надо же, какая неожиданность! – ахнула Анечка. – А что ты здесь делаешь?

Филипп, еще не отошедший от позорного разрыва с Алиной, которая в процессе сбора его вещей успела сказать много горьких и обидных слов, смертельно ранивших мужское достоинство, воспринял случайную встречу без ожидаемой теплоты. Более того, упакованная в шубку из стриженой норки мадам в эксклюзивных сапожках и с диковатой шляпкой из неизвестного зверя на голове смотрелась у входа в подземку, как банан на елке. И если Филипп весьма органично сливался с толпой, то Аня то и дело недовольно морщилась, реагируя на запахи и толчки спешивших мимо горожан. Анечка не рассчитала одного: привыкнув к вниманию готовых на все альфонсов и мужчин, по состоянию души близких к таковым, она проецировала этот стереотип поведения на всех. А Филипп был выше меркантильного подхода к женщине. То есть он учитывал этот момент, но воспитание не позволяло сделать деньги приоритетом в межполовых отношениях. Тем более что изнеженные создания типа Алины и дырявившей каблучками снег Ани были ему не по карману, а зависеть от чужого кошелька он больше не хотел. Женщины должны были биться за такого роскошного самца в неравном бою, а не покупать, как игрушку на присоске, выбирая потом, куда его лучше привесить: на лобовое стекло автомобиля или на холодильник.

– Да уж, неожиданность. – Филипп дрогнул губой, отчего лицо его приняло отстраненно-презрительное выражение. – Чем обязан?

– Да я мимо шла…

– Мимо метро? – он картинно покрутил головой. Парень в первую же минуту понял, что нужно этой избалованной дамочке, и сейчас в нем боролись мамино воспитание и желание потоптаться на чужом самолюбии.

– Представь себе, – фыркнула Аня. – Я тоже иногда с небес спускаюсь. Пошли кофе попьем!

– А-а, – протянул он, демонстрируя насмешливое понимание. – Вышли в народ.

– Чего ершишься? Это же не я тебя из квартиры выставила. – Аня уже почувствовала, что парень сейчас просто уйдет. Упускать не хотелось, в ней всколыхнулся охотничий азарт: уже намеченная добыча не имеет права выбора. – Я бы такого не отпустила.

Заявление было более чем откровенным. Откровеннее некуда. Но Филипп игру не принял и стесняться в выражениях не собирался: угол падения равен углу отражения – чем в него бросили, то обратно и полетит.

– А не боишься, что от кормушки отлучат? – прищурился он, играя желваками на щеках. Наверное, впервые в жизни хотелось ударить женщину. Аня вела себя так, словно он был левреткой, уже лежащей в ее сумочке и преданно потявкивающей.

Девушка растерянно моргнула:

– Ты что хамишь?

– А ничего! Из всей вашей семейки мне симпатичен только папаша – он хоть знает, чего хочет, и ни под кого не подстилается! С ним бы я кофе попил, просто так, из уважения.

С этими словами Филипп развернулся и быстро пошел по ступеням, смешавшись с потоком озябших пассажиров.

Аня выругалась и злобно пошагала к своему «Лексусу». Неприметный мужичок с невыразительными блеклыми глазками внимательно посмотрел ей вслед и поспешил к заляпанной грязью «десятке».

Мама была целиком и полностью на стороне сына.

– Я же говорила, не пара она тебе. Где ты и где она!

– Человека из обезьяны сделали не деньги, а труд. Я еще добьюсь всего, и она будет грызть локти.

– Будет! – убежденно затрясла химией мама. – Ей до тебя, как до Австралии ползком. Она еще обратно попросится, а мы не возьмем!

В лице Филиппа мелькнуло что-то такое, что маме не очень понравилось, но она сделала вид, что ничего не заметила, решив не усугублять страдания мальчика.

А самому Филиппу жить с мамой было тяжко. Ее забота давила на психику бетонной плитой. Мама душила немыслимой навязчивостью. Она, пережившая свадьбу сына и отдельное существование в течение нескольких месяцев, без возможности проверить, сухие ли у Филечки ботинки и нормально ли он завтракает, теперь находилась в постоянном ожидании, что в ближайшие дни Филиппа отберут у нее снова.

Поэтому Филипп больше не колебался. Да, Верочка подвернулась очень кстати. Во-первых, она сразу и безоговорочно понравилась ему, а, во-вторых, наличие девушки было аргументом в пользу раздельного проживания с мамой.

В вагоне он развлекал новую пассию веселыми историями из жизни, параллельно норовя потрясти своей эрудицией. Прежний немой восторг и легкая затравленность из взгляда Верочки пропали, зато появилось что-то новое и многообещающее. Списав все на своеобразную демократичность подземки и намертво приклеившись к Верочке под давлением народных масс, Филипп смирился с тем, что безоговорочного обожания не будет. Но тем не менее он знал, что нравится девушке гораздо больше, чем она ему. Ей, безусловно, хотелось быть рядом и преданно потряхивать хвостиком в ожидании его внимания. Никакая интуиция ему это не подсказывала, вывод он делал исключительно на основании логики: при тотальном дефиците нормальных мужчин он был ценен, как сервелат в годы застоя. За ним должны были давиться в очереди и получать его внимание по записи, поэтому счастливая обладательница права держать его за руку и считать какой-то частью своей жизни реагировать могла только так, и никак иначе. Филипп был уверен, что не переоценивает себя, а лишь осознает истинную ценность своих положительных качеств. Почти месяц воздержания и скорбных раздумий о несостоявшемся семейном счастье привели Филиппа к неутешительным выводам: жизнь без капризной Алины стала какой-то тусклой, строить семью надо на отдельной жилплощади, не пересекаясь с мнением родителей. И еще: нужно непременно доказать, что такими, как он, не разбрасываются. Это надо было доказать и себе, и Алине, и общим знакомым, которые норовили пособолезновать ему в связи с потерей. Хотелось всем объяснить, что это не он потерял, а его потеряли, но внутренняя убежденность в сем факте была какой-то трухлявой, как старый плетень, и требовала подпереть ее фактами. Кроме того, в квартире постоянно раздавались непонятные звонки, кто-то молчал и дышал в трубку. После первых двух раз Филипп перестал подходить к телефону, втайне надеясь, что это Алина. А если так, то пусть считает, что у ее бывшего мужа новая жизнь и сидеть дома, скорбя о разбитом сердце, он не намерен. Это была мысль Валентины Степановны, которую она в ажиотаже претворяла в жизнь, вопя в тишину, что Филиппа нет, будет завтра или в конце недели и что передать.