Пять баксов для доктора Брауна. Книга 2 - М. Р. Маллоу

— У меня, может быть, тоже под грубой оболочкой золотое сердце! — не растерялся Джейк.

На душе у него и так цвели розы: Козебродски удалось пропустить рюмочку с председателем городского совета Макферсоном и напроситься на ближайшее заседание. Там, правда, было то затруднение, что выборы недавно были, а до следующих оставался еще почти год, но несколько очень многозначительных кадров на парадной лестнице и в зале заседаний городской управы сделать все-таки удалось, так что и председатель нынешний и мечтающий о председательском кресле казначей и смотритель училищ Менцель остались очень довольны.

— Может быть, — без всякого энтузиазма ответила барышня на выданье. — Знаете, бывают на свете души тонкие, нежные, которые трудно понять обычному человеку.

— Ну еще бы, — охотно согласился Джейк. — Знаете, как им трудно!

— Они, — барышня страдала глазами, — понимают музыку, поэзию. Они совсем непохожи на остальных. У них могут быть даже сверхъестественные способности. Они как будто не от мира сего.

— Тут уж ничего не поделаешь, мисс, — опять согласился Джейк. — К чему вы говорите все это мне?

Девица заломила руки.

— Ах, я знаю! — дрожащим голосом проговорила она. — Я все знаю! Эта проклятая бедность! Но я, — вы ему, пожалуйста, так и передайте, — я не считаю, что деньги главное! Передадите?

— Ну, конечно, передам, — заверил Джейк.

— По нему ведь видно, что из хорошей семьи, — продолжала мисс Буддл. — Он сумеет выбиться в люди, я верю, я знаю! Он, может быть, не будет богачом, но скромная, умеренная жизнь, когда рядом тот, кто тебя любит и понимает — это ли не счастье!

Д.Э. чуть было не спросил насчет приданого, раз уж пошел такой разговор, но сам пришел от подобных мыслей в такой ужас, что издал лишь невнятное мычание.

— Что есть богатство? — продолжала барышня, глядя на него теми глазами, которые обычно изображают в книжках у принцесс, что прилежно вышивают крестиком, дожидаясь возлюбленного рыцаря из дальних странствий. — Несуразная замена истинным чувствам? Жалкие потуги заменить то, что может дать только сердце?

Джейк представил седло барашка с картофелем, кофейный крем, нет, лучше пломбир безо всего, но много, а не пару шариков, как они там обычно подают, консервированные ананасы, ящик сигар по доллару каждая, и трубку тоже, автомобиль, идеальный пробор, мягкую шляпу, ту библиотеку в собственном доме, собственную яхту и ящик патронов… А еще Злыдня нужно почистить — вон, пыльный весь, вчера по глине валялся.

— А? — очнулся он от мыслей, поняв, что все это время мисс Буддл продолжала свой прочувствованный монолог.

— Сколько ему лет? — повторила она. — Я имею в виду, понастоящему.

— Восемнадцать, — соврал Джейк, спасая реноме компаньона, которому неполных две недели, как стукнуло шестнадцать.

Лицо барышни озарилось светлой улыбкой.

— Неужели восемнадцать? — она всплеснула руками. — Я думала, немножко меньше.

Джейк застеснялся.

— К зрелости, — вздохнула мисс Буддл, — люди становятся такими скучными. Жестокими. Злыми. Во всем видят лишь одну сторону: материальную. Они забывают про подлинное чувство. Мы так часто не видим, не слышим его, приносим все эти бессмысленные жертвы…

Джейк поднял бровь. В предательство компаньона не очень верилось, но ведь с этим сифилисом нервы ни к черту, и не такое в голову прийти может!

Барышня на выданье покраснела.

— Реджи очень застенчив.

— Кто? — удивился искатель приключений.

— Ваш друг! — с упреком напомнила мисс Буддл.

Джейк поморгал.

— А-а, — сказал он. — Ну да, ну да…

— Слушай, — сказал он компаньону, когда бабуля, наконец, нафотографировалась и ушла, прихватив свою чувствительную внучку, — твое второе имя — Реджинальд?

— Ну да, — немножко удивленно отозвался тот. — А что?

— А чего ты тогда им не пользуешься? Сам же говорил, имя дурацкое, и все такое.

— Мама Дюком называла, — вздохнул М.Р. — И вообще, привык. Реджинальдов вон сколько, а я — это я.

— Вот тебя иногда не поймешь.

— Я и сам себя не всегда. А ты чего спросил-то?

— Да барышня твоя, — засмеялся Джейк. — Реджи, говорит, так застенчив, что просто клейма негде ставить.

— Это она меня так?

— Ну, не меня же! А что, первый раз слышишь? Что, точно?

Д.Э. удивился до глубины души.

— Как же она тебя в лицо-то называет?

— А никак, — пожал плечами компаньон. — «Ты» и все.

Д.Э. похлопал глазами. Потом махнул рукой.

— А и черт с ней! На, тебе передали.

М.Р. забрал записку, прочитал и слегка спал с лица.

— Допрыгался, — резюмировал компаньон и отобрал записку.

Сегодня ночью будет светить луна, будут благоухать акации. Давай убежим. От света, от тьмы, от чужих, холодных и странных. Мы поселимся в маленьком домике на берегу моря среди скал и будем счастливы. Только ты и я — в целом мире. Твоя А.

— О Господи! — воскликнул Дюк и забегал по комнате, обеими руками ероша кудри. — В маленьком домике на берегу моря! Боже мой! Матерь Божья!

— Господи, — заметил Д.Э., — тебе не поможет. Матерь Его по таким вопросам я бы вообще беспокоить не рискнул. И вообще, я думаю, они оба будут с интересом любоваться, как ты выкарабкаешься.

М.Р. поднял на него несчастные глаза.

— Сколько нам до доктора?

— Пять дней.

В четверг, двадцать седьмого июня 1906 года, Джейк опять наткнулся на мисс Буддл на лестнице, собираясь сбегать в лавочку за едой для компаньона. Он сделал суровое лицо, сказал, что мистер Маллоу занят, просил не беспокоить. Барышня на выданье задрожала подбородком и ушла. Д.Э. беспрепятственно проскользнул к выходу. Вернулся быстро, напевая себе под нос, тихонько подглядел в замочную скважину: вдруг у компаньона клиент, и вошел в комнату.

О, приди же ко мне, долгожданный!

— слышалось из-за стены.

Тебя нежно и страстно люблю я…

Но все чувства в груди сберегу я,

Не откроюсь тебе, мой желанный…

Занятый компаньон валялся на кровати, ковыряя в носу и любовался похабными картинками из волшебного фонаря. Припев звучал надрывно:

И надменно скажу-у-у

Ты не ми-и-ил мне!

Затем голос скорбно продолжал:

Помнишь, я была девой скромной?

Но меня ты склонил до порока,