Гарпун дьявола - Тони Бранто

от раздражения. Очевидно же – Джуди соврала мне, потому что защищала отца, давая ему алиби. Выходит, как раз у Рассела алиби и не было.

Но я всё же выпалил:

– Хью Макэвой – человек чести. Он – капитан и видел смерть. Звания не раздают дешёвкам.

– Мы тоже её видели, ты нёс её на спине, – отмахнулся Адам. – Однако же ты до сих пор не признаёшься той, кого любишь.

Я вскипел.

– Это вообще другое. При чём тут…

– А меж тем ты видел, как скоротечна жизнь. Другой возможности может и не быть.

Помолчав, Адам добавил:

– И он – отнюдь не дешёвка.

Мне потребовалась пара минут, чтобы прийти в себя. И когда я успокоился, сказал:

– Я неправильно выразился. Что тебя смущает в истории Макэвоя?

– Морской узел, – неожиданно выдал Адам и посмотрел на меня.

– Морской узел? А при чём здесь это?

– Возможно, и ни при чём. Но из головы не выходит.

Я задумался, гадая, зная, что всё равно не попаду в точку. Я сдался.

– Это такая мелочь, – вкрадчиво сказал Адам, – меж тем она на многое указывает.

– Лишь на то, что Макэвой ловко владеет пальцами, – заметил я, припоминая, как тот вязал одной рукой морские узлы на ботинках.

– Это всё, что ты приметил?

Я облизал губу, делая задумчивый вид, хотя понимал, что в глазах друга уже выглядел идиотом.

– Что Макэвой – заботливый дядя? – предпринял я ещё одну попытку.

– Он назвал этот узел «морским», в этом-то всё дело. Но почему он так его назвал?

– Потому что это был морской узел, – попытался внести ясность я.

– Макэвой служил во флоте, а не в авиации, он командовал судном. Он был моряком. Понимаешь, к чему я?

– Нет, – раздражённо буркнул я, чувствуя, что надо мной потешаются.

– Моряки называют этот вид узла «хирургическим», а «морским» его именуют в медицине. Забавно, правда?

Я впервые слышал об этом и не мог не признать казус занятным.

– Но что это даёт против Макэвоя? – пробубнил я в свой стакан.

– Возможно, как я и говорил, это ничего не даёт, а возможно, Макэвой намеренно сказал именно так, потому что хотел, чтобы его не ассоциировали с моряками.

Адам замолчал и продолжал ещё долго разглядывать маячный шпиль, а я всё никак не мог осмыслить предложенный моим другом странный софизм.

Что с того, если я буду связывать Макэвоя с моряцким делом? И тут я представил: Хью Макэвой на краю скалы, в левой руке его острое зубчатое копьё. Он становится в позу – правая нога впереди, левая сзади – и, прицелившись, пускает гарпун по воздуху.

Я вновь присел. Глянул на Адама, тот закинул руки за голову, и можно было решить, что он беззаботно сибаритничает, потягивая виски, наслаждаясь свежим воздухом. Но он хмурился, а кончик его носа то и дело дёргался. Это были явные признаки, что мой друг учуял след, как самая упрямая ищейка, как птицы на судне начинают биться о прутья клеток, чуя землю. У Адама был дар не доверять людям, а я как раз против этого и борюсь, если помните. Но сейчас я признавал: мы не могли верить людям, которым верили ещё вчера.

Я вновь начал рассуждать вслух:

– Значит, полиция располагает весьма скудной информацией, а конкретно знает только про Джона Макэвоя. Мы же выяснили, что неподалёку от маяка находились ещё и Ровена с Саймоном Расселом. Теперь, полагаю, в список тех, кто остался незамеченным, входит и Хью Макэвой?

– Почему ты так решил?

– Потому что он врал. Потому что он моряк. Потому что он мог выйти из дома и всадить гарпун в Кампиона. – Прищёлкнул я пальцами, словно собираясь сплясать на радостях.

– А ещё потому, что ты начал ревновать.

Адам способен бить по больному, не зная милости. Порой мне казалось, что ему это нравится, но я не спешил его в этом винить. Я посчитал, что будь я сообразительнее и будь у меня такой же недалёкий друг, каким был я для Адама, то поступал бы с ним так же. Удивительно, кто-то же придумал фразу «близ умного дети и не учась читают». То ли Адам не шибко умный, то ли я ещё слабо развит.

– Я не ревную Джуди к Макэвою, – сказал я.

– Но тебе бы не хотелось, чтобы сказанное им оказалось правдой, верно?

– С чего ты взял, что я ревную?

– Ты только что признал, что капитан врёт. Ты стал теперь защищать Джуди, хотя до этого говорил о честности Макэвоя. Ты говоришь, что раз он врал, то мог выйти из дома и убить Кампиона, но ведь это в равной степени означает, что и Джуди могла убить. Макс, нельзя ревновать Джуди к каждой мужской особи.

Силы небесные! У меня кипело внутри, на лице моём заиграли желваки, но я ответил сдержанно:

– Я не ребёнок, Адам. В своих чувствах сам смогу разобраться.

– Я рад, – сказал Адам, глаза его отливали янтарным блеском. – В таком случае всё просто: Хью, разумеется, нам лгал. И если он и не тонкий психолог, намеренно неверно назвавший при нас тот узел, то уж всяко человек с холодной головой. Сам посуди: если считать его слова про Джуди заведомо неправдой, то какое у него алиби на время убийства?

– Он играл с Билли, – подумав, ответил я.

– То есть полиция должна проверять алиби Хью Макэвоя показаниями семилетнего ребёнка. Предположим, Билли задают вопрос: «Ты играл с дядей Хью с семи тридцати до восьми десяти такого-то числа?» Что ответит ребёнок? Он скажет: «Да, играл», хотя он мог играть с ним и за день до убийства или же на следующий день. Ребёнок не вспомнит ни даты, ни точного времени. Макэвой сам признал: Билли быстро забывает. А теперь что делает капитан, прознав от меня, что есть ещё один человек без алиби? Он идёт к этому человеку и договаривается с ним. Теперь они обеспечивают алиби друг другу. Они якобы были вместе. После этого Джуди могла прийти к Билли и немного с ним поиграть, чтобы ребенок потом вспомнил, как играл с тётей Джуди. Всё очень просто. Так же просто, как мы в два счёта раскусили их план.

Я сделал глубокий выдох.

– Лучше бы это было правдой, – сказал я.

– Но самое главное: зачем капитану Макэвою в принципе сочинять себе алиби? Разве его подозревает полиция? Разве его вообще кто-то связывал каким-то образом с Кампионом? Нет. Но Хью Макэвой легко попался, и теперь сам дал понять, что имеет какое-то отношение к убийству.

Я кивнул,