Дар или проклятие - Евгения Горская

– Может быть, обойдемся без сцен? – Он повысил голос и огляделся, словно вспомнив, что они не у себя на кухне.

– Разве я устраиваю сцену? – удивилась Наташа, раздумывая, что же она скажет родителям, если Виктор уедет в отпуск один. У них в семье такое было совершенно невозможно.

– Я что? Не имею права отдохнуть? – Теперь он говорил почти шепотом, и Наташе показалось, что он шипит. Ей даже стало за него стыдно.

– Имеешь, – бесстрастно сказала она и удивилась собственному спокойствию.

Интересно, а заказывать путевку он поручит ей или все-таки будет хлопотать сам? До сих пор их отдыхом всегда занималась Наташа.

– Что ты молчишь? – с вызовом спросил он через несколько минут.

– А что я должна тебе сказать? – не поняла Наташа.

– У нас сегодня все-таки особый день. Зачем мы вообще сюда пришли?

– Не знаю, – развеселилась она. – Тебе видней. Это же была твоя идея.

– Слушай, это просто невозможно… – Он швырнул вилку на стол и снова огляделся по сторонам. Никто не обращал на них внимания. – Ты можешь хотя бы раз в году не портить мне настроение?

– Я стараюсь, – серьезно ответила Наташа.

Потом он еще что-то говорил, но она уже почти не слушала и старалась никак не реагировать на его упреки. Она действительно не представляла, как объяснить родителям, что ее муж решил от нее «отдохнуть».

Она смотрела мимо Виктора, стараясь не встречаться с ним взглядом, и только поэтому обратила внимание на проходивших мимо их столика мужчин. В одном из них, к собственному удивлению, она узнала замдиректора Выдрина и даже попыталась ему кивнуть, но тот смотрел прямо перед собой и Наташу не видел. А вторым был этот самый, из налоговой.

Сидевшая неприятной занозой мука ускользающего воспоминания, где же она видела толстого дядьку, улетучилась, и Наташа сосредоточилась на работе.

Анатолий Константинович проснулся среди ночи с восхитительным чувством полной уверенности в собственных силах и собственном успехе. Он подумал даже, что находится в полной гармонии с окружающим миром. Про эту гармонию ему все пыталась рассказать Маша Завьялова, смешливая черноглазая художница, с которой он познакомился, когда она делала сайт их фирмы. Идея заказать оформление сайта профессионалам, а не пытаться сляпать самим, абсолютно не умея этого делать, принадлежала ему. Петр тогда только равнодушно кивнул – как знаешь. Сапрыкина этот вопрос совсем не волновал, вот к описанию выполняемых фирмой работ он относился очень серьезно, придирался к каждой запятой, по многу раз правил формулировки и тем самым раздражал Выдрина ужасно. А какими буквами будет написан текст и на каком фоне, Петру было безразлично. Анатолий же, наоборот, считал, что сайт – это лицо фирмы и дизайн должен быть безупречным.

Он тогда сам дотошно рассматривал варианты проекта, которые готовила для него Маша. Завьялова была профессиональной художницей, окончила какое-то известное училище и, в отличие от большинства современных дизайнеров, работала мастерски. Анатолий оценил, как она сразу схватывала его еще ему самому не до конца ясные желания и не раздражалась, без конца переделывая одно и то же. Это его даже слегка раздражало – его не то чтобы устраивало, когда работникам не нравились его указания, просто он считал это вполне естественным и свою роль начальника-барина любил.

Сайт получился отличным, даже Петр удовлетворенно хмыкнул, рассматривая строгие кадры.

Маша влюбилась в Выдрина быстро и так пылко, что он даже удивился, все-таки не девочка-студентка. Она смотрела на него доверчивыми восхищенными глазами, и он чувствовал себя умным и добрым волшебником, почти богом, как любой человек, на которого кому-то пришло бы в голову молиться. Сначала такое абсолютное поклонение его удивляло и радовало, он даже подумывал о женитьбе, но очень скоро стало вызывать скуку, а потом и раздражение. И он, старающийся никогда не обижать женщин, от Маши постарался деликатно отделаться.

Судьба обошлась с несчастной женщиной сурово. Она очень рано, не то в восемнадцать, не то в девятнадцать лет, родила дочь. Муж ее, которому тоже было не то восемнадцать, не то девятнадцать, по-видимому, никогда на ней не женился бы, если бы не эта самая дочь, и буквально через несколько месяцев благополучно и навсегда исчез из ненужной ему семьи, а Маша сполна познала все прелести одинокого материнства. Анатолий даже подозревал, что, кроме мужа в далекой юности, других мужчин у нее не было.

Как ни странно, Маша свою жизнь несчастливой не считала, увлекалась восточными школами здоровья, была уверена, что прилично зарабатывает – хотя какие там деньги, смех один, – всему радовалась, все неприятности считала временными и даже никогда ни на кого не обижалась.

– Толенька, люди такие, какие есть, – объясняла она Выдрину. – Если мне человек не нравится, я стараюсь с ним не общаться. Ну зачем с кем-то ругаться или мстить? Зачем носить в себе обиду или злость?

Выдрин этого не понимал и сначала даже считал, что она врет. Приукрашивает себя. Но потом уверился, что не врет. А вот понять ее так и не смог. Он сам никому и никогда ничего не прощал. Никому и никогда. И Петру, уверенному в себе и в своей жене, он не простит этой уверенности. Он ему докажет, что тот совсем не хозяин жизни, каковым привык себя считать.

Неделю назад Маша позвонила с просьбой посмотреть дочкин компьютер. Анатолий был уверен, что это только предлог для встречи, и ему было неловко за нее – давно уже должна была понять, что он от нее устал и перспектив у нее никаких нет, но отказать бывшей любовнице в просьбе он не смог, в конце концов, ему эта просьба практически ничего не стоила, и он поехал к Маше домой.

Компьютер действительно оказался заражен новым вирусом, и Анатолий этому обрадовался – слава богу, значит, она не выпрашивает его внимания, как милости. Он, в общем-то, не любил, когда люди себя унижают. Возился он с компьютером долго, часа три. Маша поила его чаем и все порывалась накормить, но Выдрин отказался.

Пятнадцатилетней дочери дома не было.

– У подруги, – объяснила Маша, – занимаются. У них контрольная завтра по алгебре.

Соблазнить его она не пыталась, и этому Анатолий тоже был рад. Не хватало ему еще бояться неожиданно появившегося подростка. В общем-то, вечер прошел неплохо, Выдрин даже обнаружил, что соскучился по Маше, и решил, что рвать с ней окончательно повременит. Зачем? Приятная женщина, легкие, ни к чему не обязывающие отношения… К тому же, когда тебя обожают, это не только утомительно, но и приятно. А злоупотреблять обожанием он ей не позволит.

Он и сам не понял, зачем начал разглядывать в компьютере смешные девчачьи фотографии. Машину дочь он узнал сразу, девочка оказалась очень похожей на мать. Фотографии были плохие, скорее всего, снимали на мобильный телефон, но смотреть на юные лица было приятно, и он открывал файл за файлом, пока не замер, пораженно уставившись на экран. Девочки, светлые лица которых он только что наблюдал, проводили время так, что он никогда бы в это не поверил, не увидев этих кадров. Пьяная компания, опрокинутые бутылки, расстегнутые блузки. Даже всегда считающий себя циником, Анатолий почувствовал жгучее желание отхлестать по щекам незнакомую девчонку, так похожую на свою нежную и мужественную мать. Он бы, наверное, немедленно позвал Машу, не подозревающую о веселых похождениях собственного чада, если бы не узнал среди наглых пьяных рож недавно уволенного программиста Озерцова. Почему-то после того, как он увидел Бориса и, потрясенный этим, подумал, какой Москва все-таки маленький и тесный город, желание лезть в эту абсолютно не касающуюся его историю бесследно пропало. Маша взрослая женщина, сама разберется, что ей делать с дочерью.